Город Дождя

ответ спутанную речь, что уже начинала забывать о его принадлежности к игре. Если что-то

сильно расстраивает, память недолго желает хранить это. Защитная функция мозга

включается, когда сочтёт нужным. Порой очень некстати для нас.

– Иногда здесь можно услышать его шёпот. Нужна лишь правильная ночь.

– Что было в нём особенного? Почему над ним ставили эксперименты?

– На твоём месте я бы спросил про его имя. Оно понадобится тебе, если захочешь мстить. Но

ты не узнаешь его, пока не вспомнишь своё.

Что-то кольнуло сердце, и скользнуло в желудок, отчаянно пискнув. Я не помнила своего

имени. Но как можно забыть такое? Я хорошо помнила имя пользователя и пароль своей

электронной почты, но не могла вспомнить главного. Саша и большинство знакомых звали

меня Дождинкой, но у меня же было настоящее имя!

– Подожди, я сейчас вспомню. Это какая-то нелепость. Я же знала его минуту назад...

– Не знала. Ты забыла его, как только попала сюда. Но ты ещё помнишь остальное, –сказал

Ветер, спихнув носком ботинка мой босоножек. – Знаешь, у тебя удивительно сильная жажда

жизни.

Я смотрела на падающий босоножек. Его полёт с крыши был невероятно долог и пленителен.

Мной завладел непостижимый приступ внезапного счастья. Что-то лёгкое и свободное

тянуло за ним. Я сделала шаг вперёд, чтобы заметить, куда упадёт босоножек. На долю

секунды я увидела вместо него белого голубя, который стремительно приближался к земле,

сложив чистые крылья, но это был лишь обман зрения – босоножек разлетелся на части.

– Жду тебя внизу, Дождинка.

Эти слова оборвали во мне странную эйфорию. Я быстро повернулась, чтобы сказать Ветру

какую-нибудь гадость, но его не было. Исчез так же незаметно, как возник. Ему стоит

позавидовать - очень удобная возможность. Со мной остались лишь отчаянье и горечь,

которые со злостью швырнули второй босоножек с крыши. “Нет! Я не буду. Не

сегодня”, – принял решение разум.

Я вернулась обратно на чердак, но не успела сделать и несколько шагов, как поранила ногу.

Как же мне надоело калечиться! Пришлось ступать очень осторожно, вглядываясь в

полутьму помещения. Вскоре я услышала какой-то шорох в дальнем углу. Глаза уже

привыкли к темноте, и через несколько секунд я увидела мужской силуэт, сидящий у стены.

Подумав, что это Ветер, я пошла к нему. Когда я приблизилась, по чердаку скользнул

лунный свет, и передо мной развернулась отталкивающая сцена: молодой светловолосый

парень, корчась от боли и что-то быстро шепча, резал себе вены грязным бутылочным

осколком. Я стала тихо пятиться назад, но он заметил меня – поднял голову и впился в лицо

настороженным взглядом.

– Кто ты? Ты пришла помешать мне?

Я отрицательно покачала головой и спросила:

– Зачем ты делаешь это?

У меня не было сомнений в том, что он душевнобольной, но, по опыту, я знала: чтобы

спокойно уйти, надо немного поговорить с психопатом, суметь усыпить его неадекватную

бдительность.

– Они управляют мной. Управляют через эти провода, которые вшили в меня! Но я не

позволю им делать это. Ни за что!

Он яростно затряс головой и снова принялся резать руки. Я успела отступить на три шага,

прежде чем парень снова заговорил со мной.

– Они идут. Ты слышишь? Теперь не спастись! Помоги мне, Иллюзия. Они отключили мне

ноги. Без тебя я не справлюсь!

Он пополз ко мне, повторяя свою просьбу о помощи, пока его речь не превратилась в

неразборчивый шёпот. Что-то из прошлого выжигало его мольбу на теле и заставляло

оставаться здесь. Я протянула ему руку, но как только её коснулись его израненные пальцы,

я вскрикнула и убежала с чердака.

Я спускалась пешком по бесконечным пыльным ступеням, оставляя на них красные следы.

Это были не только следы моей боли. Следы вечного стыда и презрения к себе за свою

трусость, свой эгоизм и тот ад, против которого я восстала, от которого убежала, только для

того, чтобы найти его в себе.

Я уже знала такой стыд. Тогда Андрей был ещё жив. Всё лето в доме напротив играла одна

песня. Я не помню текст этой песни, не знаю, что за группа её исполняла. На уме осталась

только одна строчка: “когда осенний первый дождь напомнит вам, что меня нет”. Это был

рэп, а мы с братом не очень приветствовали это музыкальное направление. Мы злились и

желали, чтобы скорее наступила осень, чтобы он скорее остался только воспоминанием. А в

конце сентября дождливым вечером у дома напротив собралась большая толпа. Я не поняла,

что случилось, и спросила об этом в местном чате. Через несколько минут одна девушка

написала, что оттуда выбросился какой-то мальчик.

Пошло оживлённое обсуждение, люди с огромным интересом говорили о его смерти,

жестоко шутя, в тайне от самих себя радуясь тому, что они живы. Я долго сидела у экрана,

зачем-то всё это читая, пока на клавиатуру не стали падать слёзы. Потом я выключила

компьютер и открыла окно. Я прошептала: “Прости меня! Прости нас с братом, прости за то,

что не услышали твоего крика, прости, что мы смеялись, прости нашу жестокость!”

Часть меня верит в то, что это был не тот человек, из чьей квартиры всё лето звучала песня, и

убеждена в том, что, если даже это был он, мне совершенно не за что себя винить. Другая же