Малта закричала в ужасе и отшатнулась. В следующее мгновение она прыгнула вперед, чтобы схватить ребенка и отнести его в безопасное место, Бегасти шатался по кругу в комнате. Калсидиец рухнул на колени, обеими руками держась за горло, пытаясь удержать кровь, которая растекалась между его толстыми пальцами. Он смотрел на нее, его глаза и рот были широко открыты. Он кряхтел, кровь выходила вместе со звуком, выливалась из губ и на его бородатый подбородок. Он медленно упал на бок. Его руки все еще сжимали горло, а ноги пинали воздух. Она отступила от него, схватила своего ребенка и прижала к груди, обвязала пуповину с соединенным последом вокруг запястья.
Она посмотрела вниз, наконец-то, в первый раз, на свое дитя. Сын. У нее родился сын. Но когда она смотрела на него, низкий крик сорвался с ее губ.
Ее мечта о человеке, который вручит ей пухлого младенца, завернутого в чистую пеленку, пришла к этому. Родила в борделе. Грязь с пола вцепилась в его мокрую щеку. Он был худ. Он слабо шевелился на ее руках. Его крошечные руки были костистые, не пухлые, а ногти были зеленоватые. Он уже был в чешуе, на черепе и вниз по задней части шеи к затылку. Глаза Рейна, но глубоко синие, он посмотрел на нее. Его рот был открыт, но она не была уверена, что дышит. — О, детка! — Выкрикнула она, понизив голос, который был и извинениями, и страхом. Ее ноги подкосились, и она опустилась на пол, ребенок лежал на ее коленях. — Я не знаю, как это сделать. Я не знаю, что я делаю —, она рыдала.
Нож лежал на полу около ее колена, но он был в крови калсидийца. Она не могла коснуться его, не тем более перерезать им пуповину. Она вспомнила про брюки, все еще лежащие у нее в переднике туники, и вытащила их. Она положила ребенка на них, и обвязала штанину вокруг него, привязывая и пуповину и послед. — Это все ошибка, большая ошибка-, она просила его прощенья. — Так не должно было быть, малыш. Прости!-
Внезапно он издал тонкий вопль, как бы соглашаясь, что не так жизнь должна относиться к нему. Это был ужасный звук, одинокий и слабый, но Малта громко рассмеялся, тому что он может издать хотя бы такой звук. Она не могла вспомнить, чтобы она снимала плащ, но вот он, на полу, где она рожала, промокший от двух видов крови. Ее красивый плащ Элдерлингов. Ничего страшного.
Бегасти издал низкий, затянувшийся стон, который заставил ее, шатаясь, сбежать, она добежала до стены, за которой могла укрыться. Тогда он был еще. Нет времени. Нет времени думать ни о чем. Другой человек вернется, и он не должен найти ее здесь. Ей трудно было одеть свой плащ, не опуская ребенка вниз, но она не выпустила его из рук. Она открыла дверь и прошаталась в небольшую общую комнату, через которую она прошла ранее. Ночь была глубокая и комната пустовала. Она не услышал ни звука от шлюх или их клиентов. Она была измотана, и каждый мускул в ее теле чувствовал себя уставшим сверх меры. Кровь медленно текла вниз по ее ногам. Как далеко она доберется?
Стук в двери борделя? Попросить помощи? Нет. Она не может доверять тем, кто сознательно сознательно приютил калсидийцев в Дождевых Чащобах. Даже если они посочувствуют женщине в такой отчаянной ситуации, когда Арих вернется, они, скорее всего, уступят ему, из-за страха или в ответ на взятку.
Она пересекла комнату и вынесла своего новорожденного сына в бурю и ночь.