Город и псы. Зеленый Дом

– Они уже, наверное, были навеселе, – сказала Дикарка. – Подвыпивши, они всегда сыпят шуточками и поют.

Привлеченные шумом, на лестнице показались девицы Сандра, Рита, Марибель. Но при виде непобедимых у них сделались кислые физиономии, они перестали красоваться, и послышался громовой смех Сандры – ах, это они, вот те на, но Обезьяна встретил их с распростертыми объятиями – пусть идут к ним, пусть заказывают что угодно – и показал им бумажки.

– И музыкантам подай что-нибудь, Чунга, – сказал Хосефино.

– Славные ребята, – улыбнулся арфист. – Всегда они нас угощают. Я знал отца Хосефино, девушка. Он был лодочником и перевозил скот, который пригоняли из Катакаоса. Его звали Карлос Рохас. Очень симпатичный человек.

Дикарка снова наполнила чашку арфиста и насыпала сахару. Непобедимые сели за стол вместе с Сандрой, Ритой и Марибелью и стали вспоминать партию в покер, которую они только что сыграли в «Королеве». Молодой Алехандро с томным видом пил кофе. Они непобедимые; не жнут, не сеют, работать не умеют, знают только пить да играть, знают только жизнь прожигать.

– Мы их честно выиграли, Сандра, клянусь. Нам везло.

– Все козыри три раза подряд, вы видели что-нибудь подобное?

– Они разучили с девушками слова, – сказал арфист, добродушно посмеиваясь, – а потом подошли к нам и стали просить, чтобы мы им сыграли гимн. А я сказал – пожалуйста, но сперва попросите разрешения у Чунги.

– И ты закивала нам, Чунга, мол, сыграйте, – сказал Болас.

– Они сорили деньгами, как никогда, – объяснила Чунга Дикарке. – Отчего же мне было не потрафить им.

– Вот так иной раз и случаются несчастья, с меланхоличным жестом сказал Молодой, – все началось из-за какой-то песенки.

– Спойте, чтобы мы уловили мотив, – сказал арфист. – Ну-ка, Молодой, Болас, раскройте пошире уши.

Пока непобедимые хором напевали гимн, Чунга покачивалась в своем кресле-качалке, как благодушная хозяйка дома, а музыканты отбивали такт ногой и про себя повторяли слова. Потом все вместе запели во все горло под аккомпанемент гитары, арфы и тарелок.

– Хватит, – сказал Семинарио. – Довольно горлопанить.

– До этого он не обращал внимания на шум и спокойно разговаривал со своим приятелем, – сказал Болас.

– Я видел, как он вскочил, – сказал Молодой. – Прямо как бешеный, я думал, он бросится на нас.

– Судя по голосу, он не был пьян, – сказал арфист. – Мы послушались его, замолчали, но он не успокаивался. Когда он пришел сюда, Чунга?

– Рано. Заявился прямо со своей асьенды – в сапогах, в брюках для верховой езды, с револьвером.

– Этот Семинарио был настоящий бык, – сказал Молодой. – И смотрел волком. Чем сильней человек, тем и злее.

– Спасибо, брат, – сказал Болас.

– Ты исключение, Болас, – сказал Молодой. – У тебя тело боксера, а душа овечки, как говорит маэстро.

– Не надо сердиться, сеньор Семинарио, – сказал Обезьяна. – Мы ведь только пели наш гимн. Разрешите пригласить вас распить с нами бутылочку пива. – Но он был не в духе, – сказал Болас. – Что-то его разозлило, и он искал ссоры.

– Значит, вы из тех петушков, что хорохорятся на площадях и улицах? – сказал Семинарио. – Что же вы меня не задираете?

Рита, Сандра и Марибель потихоньку пошли к бару, а Молодой и Болас заслонили арфиста, который, сидя на своей скамеечке, со спокойным видом принялся подвертывать колки. А Семинарио продолжал, грузный и дюжий, покачиваясь из стороны в сторону под фиолетовой лампочкой, – он тоже не старик и умеет повеселиться – и, ударяя себя в грудь, – но работает, гнет горб на своей земле и не любит бродяг, голодранцев, придурков.

– Мы молодые, сеньор. И мы не делаем ничего худого.

– Мы знаем, что вы очень сильны, но это не причина, чтобы оскорблять нас.

– А правда, что вы как-то раз подняли на руки одного парня из Катакаоса и забросили его на крышу? Это правда, сеньор Семинарио?

– Неужели они так унижались перед ним? – сказала Дикарка. – Я от них этого не ожидала.

– До чего вы меня боитесь, – утихомирившись, засмеялся Семинарио. – Как вы меня умасливаете.

– Когда доходит до дела, мужчины всегда скисают, – сказала Чунга.

– Не все, Чунга, – возразил Болас. – Если бы он задел меня, я бы ему ответил.

– Он был вооружен, и немудрено, что непобедимые испугались, – мягко сказал Молодой. – Страх, как и любовь, свойствен человеку, Чунга.

– Подумаешь, философ, – сказала Чунга. – Поменьше бы умничал.

– Жаль, что ребята не ушли в этот момент, – сказал арфист.

Семинарио вернулся за свой столик, и непобедимые тоже, но на их лицах уже не было и следа прежнего веселья. Пусть только он напьется, они ему покажут, хотя нет, ведь у него револьвер, лучше потерпеть до другого раза, а почему бы не сжечь его грузовичок? Он здесь, рядышком, возле Клуба Грау.

– Лучше выйдем и оставим его здесь взаперти, а сами подожжем Зеленый Дом, – сказал Хосефино. – Только и делов: вылить пару жестянок керосина да чиркнуть спичкой. Как отец Гарсиа.

– Он вспыхнул бы, как сухая солома, – сказал Хосе. – А за ним и поселок, и даже стадион.

– Лучше спалим всю Пьюру, – сказал Обезьяна. – Вот заполыхало бы, из Чиклайо было бы видно.