Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Речь идет о раннем аллоде, который в правовых текстах обозначается сразу двумя синонимичными или почти синонимичными словами — франкским «alodis» и латинским «hereditas», причем под обоими в равной мере подразумевались как наследство, так и наследственное владение. Можно предположить, что эта двойственность терминологии объяснялась в первую очередь новизной самого явления для того типа римского (или, точнее, галло-римского) права VI — начала VIII в., который господствовал в Галлии в позднеримскую эпоху.

В означенной дихотомии каждое из двух слов играло собственную роль. Германское отражало как неримские истоки института, так и доминирующий статус франкской военной элиты (последнее было связано с теми же причинами, которые обусловили, например, известный факт германизации галльской антропонимики в период, последовавший за возникновением державы Меровингов). Латинское же, наоборот, сохранялось в силу внешней привычности, давней укорененности в латинском правовом словаре. К тому же было просто невозможно игнорировать тот колоссальный пласт римского наследственного права, который издревле, с архаической эпохи, был связан с латинским термином «hereditas», прочно укоренившимся как в теоретических сочинениях римских юристов, так и в действовавшем императорском законодательстве, отраженном «Кодексом Феодосия».

2. Факт существования понятийной дихотомии «alodis»-«hereditas» отражает тенденцию к постепенной романизации обозначаемого ими правового института. Она четко прослеживается и при сопоставлении положений «варварских правд» разного времени. В частности, весьма показательно включение в них норм, касающихся римского института завещания, которые отсутствуют в ранней редакции «Салической правды», знающей лишь наследование «ex lege» в рамках «parentilla». Однако этот процесс вовсе не был моментальным и далеко еще не завершившимся к концу меровингского времени[768]. В этот период неримские истоки франкского «alodis»-«hereditas» еще продолжали сказываться, что явствует из ряда особых характеристик, свойственных этому правовому явлению.

В их числе: 1) отмеченная выше тесная связь с патриархальной родственной группой; (2) особое выделение земельной части наследства («terra»); 3) жесткая включенность в систему военной организации, проявляющаяся как в статусе владельца этой «земли» [лично свободный (в том числе и от родительской власти) мужчина-воин], так и в налагаемых на него специфических обязательствах (совершение кровной мести или участие в уплате заменяющего ее штрафа, возможность разрешения имущественного конфликта судебным поединком, служба в ополчении); 4) универсальность концепции владения, распространяющейся на все категории свободных людей — от простых воинов до знати и даже королей; 5) годичный срок давности фактического владения, по всей видимости, изначально обусловленный особенностями франкской колонизации северо-восточной Галлии, где было достаточно свободных земель. Их апроприация путем оккупации не вызывала того количества имущественных споров, которое было характерно для более густонаселенных и освоенных средиземноморских областей бывшей Западной Римской империи[769]

.

3. Экстраполяция этих выводов на современный им испанский материал априори не представляется невозможной уже потому, что Испания являлась неотъемлемой частью того западнохристианского мира, в котором широко распространилась латинская Библия и связанная с ней терминология. Вместе с тем нельзя забывать, что в текстах меровингского времени аллод-«hereditas» предстает как по преимуществу франкский институт. Поэтому, прежде чем предпринять такую экстраполяцию, необходимо убедиться в наличии прямых франкских влияний на те территории, где начиная с VIII–IX вв. фиксируются многочисленные случаи употребления термина «hereditas» для обозначения наследственного владения в интересующем меня значении.

3. «Hereditas» в Испании. Свобода как неотъемлемый элемент ее правовой концепции (вестготский и астуро-леонский периоды)

Франкская Галлия и вестготская Испания: интенсивность и характер взаимосвязей

Франко-вестготские отношения представляют собой тему, несомненно, заслуживающую специального исследования, которое выходит за пределы поставленных мной задач. Однако и без этого очевидна та теснейшая взаимосвязь между королевствами, которые в конце V — начале VI в. начали борьбу за власть над Галлией[770]. С момента выхода короля Эвриха к району р. Роны, находившемуся под контролем Меровингов, франки и вестготы сошлись в решающей битве при Пуатье (506 или 507 г.), которая привела к краху Тулузского королевства и гибели короля Алариха II (485–506/7), однако не прекратила соперничества королей и знати двух варварских народов, с той лишь разницей, что если ранее наступательной тактики придерживались готы, то теперь она перешла к их соперникам[771].