Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Тем не менее число «servi» — обладателей наследственных владений едва ли было значительным даже в IX — середине XI в., когда они фигурировали в документах. Впрочем, не будучи широко распространенным, институт «hereditas servi», тем не менее, должен был сыграть роль важной модели в эволюции правовой концепции наследственного владения. В последней произошло слияние свободного статуса владения, с одной стороны, и несвободного статуса владельца — с другой. Это явствует из норм «фуэро Леона» — свода постановлений, принятого не ранее 1017 г. в собрании светской знати и высшего духовенства Астуро-Леонского королевства, созванном королем Альфонсо V. В городе и примыкавшей к нему округе (alfoz), судя по тексту памятника, сосуществовали наследственные владения разных типов. Среди них были и принадлежавшие сервам короля, Церкви и светских магнатов. Свободный и тем более знатный человек не имел права приобретать такие «hereditates»[941]. Полные права владения можно было получить лишь при покупке «hereditas» у лица, равного по положению, в данном случае — у такого же знатного (nobilis) или просто свободного (

homo de benefactoría)[942].

Круг обладателей наследственных владений включал не только свободных и сервов. Наряду с ними в этом качестве выступали и хуньоры (iuniores, дословно — «младшие»). По своему статусу они занимали промежуточное положение между свободными и сервами. С одной стороны, ряд признаков сближал их с первыми; более того, свободные и хуньоры могли приобретать «hereditates» друг у друга. Правда, в этом случае действовали ограничения: право купли-продажи не распространялось на усадьбы (точнее — участки для их постройки — solares

) и приусадебные хозяйства (hortus). Тем самым законодатель несомненно стремился исключить проживание лиц обеих категорий в пределах одного поселения-виллы. Об этом же свидетельствует и смысл другого ограничения — запрет на покупку более половины наследственного владения, причем покупаемая земля должна была находиться за пределами соответствующей виллы — «hereditas de foris»[943].

Эти ограничения объяснялись вполне конкретными причинами: вилла хуньоров была поселением, основанным на королевской земле и переданным в управление особому должностному лицу — королевскому мэрино (maiorinus regis). Лица, проживавшие в ней, должны были нести службу (

servicium), несопоставимую со статусом свободного человека[944], и эта служба носила наследственный характер. Указанная норма несомненно сближала статусы хуньоров и сервов. Однако она не могла служить исчерпывающим свидетельством их низкого социального (но не формально-правового) положения. Подобно некоторым сервам, зависимым де-юре и могущественным и влиятельным де-факто, хуньоры занимали весьма заметное место в социальной иерархии. Оно обеспечивалось их военными функциями, связанными с несением привилегированной военной службы в коннице. Следует отметить, что на рубеже X–XI вв. боевой конь был дорогостоящим и престижным объектом, обладание которым было одним из главных признаков высокого социального положения, прежде всего знатности. Владение им не позволяет отождествить категорию хуньоров с зависимым крестьянством, несмотря на авторитетность такой точки зрения в литературе[945].

Сходство положений хуньоров и сервов не дает оснований для утверждения, что первые как особая группа сформировались в результате прямой эволюции правового статуса последних. Можно говорить лишь о влияниях. Главным же образом следует обратить внимание на патриархальную суть изначального содержания термина «iunior», т. е. «младший». За Пиренеями использование этого термина изначально подразумевало пребывание под властью домохозяина в качестве родного или приемного сына либо клиента[946]

. Такая патриархальная зависимость существовала и в Испании. Ее отдельные элементы сохранялись и позднее, в феодальную эпоху, что отмечал, в частности, португальский историк права П. Мереа[947].

Для обозначения службы, востребовавшейся с младших членов семейной группы, в документах астуро-леонского периода использовалось уже упоминавшееся слово «servicium». Исполнение связанных с ней обязанностей было неотъемлемым условием будущего акта эмансипации, т. е. вступления в число собственников «hereditates», что позволяло покинуть дом патриархального отца и стать самостоятельным домохозяином[948]. Эта норма полностью распространялась на «усыновленных» — на тех, кто некогда являлись «посторонними» (extranei), а затем были поселены на земле «усыновителя» и автоматически введены в систему отношений личной зависимости, связанной с несением «servicium». Отказ нести подобную службу неизбежно влек за собой аннулирование акта «profiliatio»[949].