Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Выше уже отмечалось, что подобное усыновление нередко было формальным, в частности в случаях «усыновления» несвободными своих господ. Но еще более важны примеры использования той же процедуры для распространения отношений зависимости, когда целью ее применения становилось обращение свободного человека в зависимого, несшего «servicium» и поселенного в наследственном владении «усыновителя»[950]. Такие примеры позволяют разобраться в сути статуса поселенцев (populatores).

Осевшие на чужих землях, они автоматически становились зависимыми от землевладельца — светского или духовного магната, а также короля, который выступал инициатором заселения и освоения (populatio) своих владений. В IX — первой половине XI в. этот порядок выглядит прочно установившейся нормой — «sicut usualia illis adfuit», как говорится в леонской грамоте, датированной 915 г.[951] Жалуя свои владения Церкви, король и знать передавали их вместе с поселенцами. При этом специально оговаривались формы зависимости, автоматически распространявшиеся и на лиц, обосновавшихся в этих местах позже акта пожалования[952]

. В формально-юридическом плане описанная система окончательно оформилась на рубеже X–XI вв. На территории Леона эта мера связывается главным образом с именами королей Бермудо II и его сына Альфонсо V, инициатора издания «фуэро Леона»[953]. Видимо, одновременно с этим формировался и наследственный статус земель, находившихся в пользовании «populatores» на принципах, ранее выработанных применительно к институту «hereditas servi».

Широкому распространению такой модели отношений между владельцем и поселенцами, сочетавшей зависимый статус и собственность на наследственные владения, должно было способствовать начало активной колонизации в конце IX — начале X в. К этому времени институт «hereditas servi», по всей видимости, достаточно прочно утвердился на вновь осваиваемых территориях. В первое столетие Реконкисты, в VIII — начале IX в., расселение сервов на землях, приобретенных в ходе пресуры их хозяевами-магнатами, являлось обычной практикой. Во всяком случае, они упоминаются в этом качестве гораздо ранее, чем «populatores» свободного происхождения[954]. Подобные примеры нередко встречаются и в XI в.: даруя земли Церкви и монастырям, короли и светские магнаты нередко оставляли за собой право и в дальнейшем поселять на них в качестве «populatores» лиц, связанных с ними прочными узами личной зависимости

[955]. Более того, практика укоренилась настолько глубоко, что ее следы проявляются и в текстах начала XIII в.[956]

Служба, которую несли поселенцы, обосновавшиеся на землях, приобретенных магнатами путем пресуры, по своему содержанию не отличалась от той, которую изначально несли сервы, жившие по соседству, возможно, даже в границах той же виллы. Об этом говорит как использование аналогичной терминологии для ее обозначения (прежде всего «servicium» и «obsequium»), так и наполнение служебных обязанностей, и прежде всего то важное место, которое, судя по документам, в них занимали военные повинности[957]

. Поэтому, подобно сервам, поселенцы должны были получать и собственные наследственные владения, иначе несение ими военной службы было бы попросту невозможным. Таким образом, четко определенный тип зависимости выступал в роли первичного фактора, определявшего введение в права собственности.

Эту закономерность отразил статус хуньора в «фуэро Леона». Получение полных владельческих прав на «hereditas» в границах населенной хуньорами зависимой виллы было невозможно вне принадлежности к этой социальной группе. Потенциальный покупатель обязывался клятвенно подтвердить этот факт в присутствии управляющего виллой королевского мэрино и трех «добрых людей» из числа хуньоров («ex progenie inquietati»). Однако в системе формирования феодальных отношений хуньоры оказались промежуточной категорией. Ее существование имело смысл лишь в ситуации, когда бок о бок с зависимыми виллами располагались виллы свободные, населенные свободными пресорами («homines de benefactoría») и их потомками. В районах же, заселенных исключительно зависимыми людьми, группы, подобной хуньорам, возникнуть не могло. Таким районом была кастильская Эстремадура — территория в Центральной Испании, в границах которой располагались и Сепульведа, и Куэяльр. Не менее важным представляется и тот факт, что в этом регионе впервые зафиксировано правило «год и день», являющееся одним из важнейших объектов исследования в настоящей главе.

«Post unum annum et unum diem… sicutpredicitur in foro de Sepulveda et de Stremadura»: правило «год и день» в системе установления отношений поземельной зависимости