Город мастеров

На склоне лет Снегирёв берется за создание условий для глубокого изучения рака и лучевой терапии этого недуга. Профессор гинекологического института, он организует радиологическое отделение, оборудует его новейшей аппаратурой и укомплектовывает необходимыми штатами. Перспектива виделась ему так: «Искоренение рака, этой ужасной и гибельной болезни, нужно ждать в искоренении истощающих и унижающих человеческое достоинство работ и условий».

МЕШАТЬ ЛИ ВОЛЕ БОЖЬЕЙ?

У знаменитого доктора и пациенты были известные. В августе 1906 года профессор получил телеграмму из Ясной Поляны, в которой сообщали о нездоровье Софьи Андреевны Толстой и просили совета.

Профессор же собирался на лечение, на юг, и уже купил билет. Тем не менее отложил дела и срочно приехал в Ясную Поляну. Больная была в тяжёлом состоянии: боли, опухоль, требовалась операция, причём делать её предстояло здесь же. Риск немалый, если учесть слабое освещение, плохую дезинфекцию и немалый возраст больной. Да и как может отразиться неудачный исход на Льве Николаевиче?

О позиции графа написал потом его сын Илья Львович: «Папа совершенно не верил в пользу операции, думая, что мама умирает, и молитвенно готовился к её смерти. Он считал, что надо подчиниться воле Божьей и что всякое вмешательство врачей нарушает величие и торжественность великого акта смерти. Когда доктор определённо спросил его, согласен ли он на операцию, он ответил, что пускай решает сама мама и её дети, а что он устраняется и ни за, ни против говорить не будет».

Софья Андреевна и дети дали согласие.

Граф во время операции ушёл в лес. Если операция будет удачна, он просил детей позвонить в колокол два раза. Потом передумал:

— Нет, лучше не звоните совсем. Я сам приду…

После пробуждения больной от наркоза он вошёл к ней. Вышел же подавленный и возмущённый:

— Боже мой, что за ужас! Человеку умереть спокойно не дадут! Лежит женщина с разрезанным животом, привязана к кровати, без подушки… и стонет больше, чем до операции. Это пытка какая-то!

«Только через несколько дней, когда здоровье матери восстановилось совсем, отец успокоился и перестал осуждать докторов за их вмешательство», — записал Илья Львович.

А вот свидетельство доктора Снегирёва: «Через месяц я снова был в Ясной Поляне, снова увидел приветливых, ласково расположенных ко мне детей Льва Николаевича, графиню, изящно одетую, и ласкового, гостеприимного хозяина. Лев Николаевич встретил меня с обольстительной приветливостью и джентльменством».

До самого конца жизни граф поддерживал с доктором добрые отношения. И хоть в его произведениях не найти строчек о профессоре Снегирёве, похожего профессора мы найдем у другого писателя, уже следующего поколения.

ВЛАДИМИР ФЁДОРОВИЧ И ФИЛИПП ФИЛИППОВИЧ

Прототипом профессора Преображенского из «Собачьего сердца» послужил, как известно, дядя М. А. Булгакова, брат матери Николай Михайлович Покровский. Его квартира по адресу Пречистенка, 24, в деталях совпадает с описанием квартиры Преображенского. Об определенном сродстве фигур Преображенского и Покровских свидетельствуют их фамилии, характерные для выходцев из семей священников. А в воспоминаниях первой жены Булгакова найдём такие строчки: «Такой же сердитый, напевал всегда что-то, ноздри раздувались. Усы такие же пышные были. Вообще он симпатичный был. Он тогда на Михаила очень обиделся за это».

Покровский, прекрасный хирург, проработал в гинекологическом институте профессора Снегирёва почти сорок лет и был одним из его ближайших соратников. Он долго не женился, но очень любил ухаживать за женщинами. Возможно, это обстоятельство побудило Булгакова заставить холостяка Преображенского заниматься операциями по омоложению стареющих дам и кавалеров, жаждущих любовных похождений.

В этом институте на Девичьем Поле имелись одни из лучших в Москве операционные, разные технические приспособления, прекрасные палаты с предметами ухода. В 1926 году, когда отмечали десятилетие со дня смерти Снегирева, с докладом, посвящённым памяти учителя, на заседании Московского акушерско-гинекологического общества выступил именно Николай Михайлович.

Однако в описании внешности профессора Преображенского — с остроконечной бородкой, седыми пушистыми усами, пенсне — вполне можно увидеть и снегирёвские черты. К тому же у того тоже была манера напевать любимые мелодии во время раздумий, на отдыхе и даже во время операций. Преображенский, как и Снегирёв, — университетский преподаватель, поддержавший на пути в науку не одного полуголодного студента. Он из тех людей, нравственное кредо которых — дожить до старости с чистой совестью. У него учился Чехов, который говорил о своем учителе с благоговением.

А вот что касается операции на гипофизе, то такое было под силу, пожалуй, лишь одному хирургу в Москве — создателю школы нейрохирургии Николаю Ниловичу Бурденко, который к тому времени сделал несколько подобных операций.