Это уже улица столичная. Если повернуть возле княжеской горы налево, то можно доехать до, собственно, столицы, но я иду вправо; здесь начинается особо крутой подъём, который ничем не примечателен разве что кроме опять же деревьев и домов и тем, что всё здесь настолько аккуратно и мило, что хочется как-то даже загородить рукой, что ли, или накрыть плёнкой или ещё чего - только бы никто не испортил, никто не потоптал и не разорил этих прекрасных садов, стриженных газонов и деревянных да кирпичных домишек. А небо... ты никогда не видел небо над моим городом? летнее небо? Оно божественно-синее и особо синее оно тут - над городским холмом, здесь специально сгустили краски и опустили его пониже, чтобы можно было рассмотреть. А я хочу его взять рукою - оно настолько тепло и мягко, как свежий батон - разделить его на куски, распихать их по карманам и потом ходить по городу и делиться этими кусками со всеми, с каждым встречным-поперечным, потому что люди хоть и живут здесь, но они так редко смотрят на небо, так редко видят его; но вот я стою и вижу это небо, как и тогда, как много лет назад, оно всё такое же, и ты можешь посмотреть на него вместе со мною, и даже оторвать кусочек себе и взять на память, потому что я не знаю - удастся ли мне когда-нибудь ещё вернуться сюда. Мой город лежит под этим небом уже много лет; оно до такой степени напиталось здешним человеческим, что, кажется, ещё чуть-чуть, совсем немножко, вот-вот - и из него хлынет история, мощным, с ног сбивающим потоком, хлынут все, кого оно когда-либо видело, в их числе и я, упаду самому себе под ноги - вот он, встречай. Один ушёл к горизонту, катя покрышку, а другой свалился с неба. А пока я смотрю на него и не могу определиться, какого же оно цвета? Нет, не синее. Синим небо бывает ближе к вечеру, да и то не всегда, а днём оно другого цвета, это всё какой-то не слишком разбирающийся в теме человек придумал всегда называть небо синим. Оно не синее. Оно знаешь какое? Вот если я иду летом по полю, а вокруг меня - никого и ничего, где-то вдалеке, может быть, маячит горстка перелесков или ещё какие жиденькие заросли, а рядом вполне может ползти дорога, ну или хотя бы какая-нибудь стежка, и вокруг - никого и ничего, а на горизонте - только горизонт, который никогда не приблизится, потому что всему этому конца и края нет, и я иду всё время, никуда не сворачивая, не оборачиваясь, не останавливаясь и смотрю вперёд, и чувствую, как где-то у кого-то дома, на стене или столе, а то и вовсе на запястье, секундная стрелка, по-старушечьи шамкая, раскалывает время на мельчайшие куски, сметая осколки в огромную бездонную пропасть, откуда никто и ничто не возвращается, и минуты сменяют минуты, часы - часы, дни и ночи сменяют дни и ночи, за годами - года, и вот я уже старый, глаза мои видят плохо, на спине огромный мешок в котором лежит всё то, что гнетёт меня к земле и норовит сломать мне кости - и справедливо, потому что я не хорош - и все мои заботы сейчас только о том, как бы скинуть с себя этот мешок, чтобы хотя бы упасть налегке, когда придёт время; я иду и чувствую, что идти-то мне осталось недолго, вокруг - все то же поле, всё та же горстка перелесков и дорога рядом, а горизонт не приблизился ни на сантиметр. Вот это - цвет неба. Хочешь себе кусочек? А если я тебе скажу, что в него можно прыгнуть и купаться, как в озере, и пить его, как криничную воду, и брызгать им на других, расплёскивая во все стороны; можно плыть по небу на лодке, одному или же с тем, кто тебе особенно дорог, плыть к его истоку, и доплыть и выйти на берег, ведь за небом что-то есть, об этом рассказывают, не правда ли? ты знаешь сам, и когда задираешь голову и смотришь ввысь, то чтО ты хочешь там высмотреть? ведь не пялишься же ты в пустоту? или, может быть, тебя особенно привлекает целомудренная красота атомов? Небо - для тебя и для меня, но прежде, чем выкупаться в нём, надо долго идти, слушая секундную стрелку, сбросить с себя мешок и упасть в поле.
И всё-таки оно синее, да, божественно-синее или как там было? Тот человек прав.