Город Последний

Томас тем временем медленно поднимается и протягивает мне руку. Всё ещё внутренне хихикая, жму большую и мягкую ладонь, говорю о том, как рад был познакомиться и, подталкиваемый острыми локтями девушки, удаляюсь.

Внизу мы с ней синхронно облегчённо вздыхаем. Затем она смеётся и говорит:

– Вот, значит, какой оказалась ваша эксклюзивная информация. Что вы безработный журналист, нуждающийся в деньгах.

Я улыбаюсь в ответ.

– Но об этом действительно знаем только мы с вами.

– Ладно, – она машет рукой. – Идея интересная, пишите.

– Ага, – говорю. – Скажите, а Томас…

– Не стоит об этом говорить. Присылайте материалы вовремя, и всё будет окей.

– Окей, – я натягиваю шляпу, прощаюсь и ухожу.

За дверьми слепит солнце, в ноздри бьёт свежий и густой запах сирени. Усевшись на крыльцо, скручиваю папиросу и, закурив, неспешно иду назад. Мне кажется, что в спину мне смотрят – не враждебно, а наоборот, дружелюбно и с интересом. Я не оборачиваюсь, но незаметно стараюсь расправить плечи и придать походке лихости и энергичности, подобающей молодому рисковому журналисту.

Кот на тротуаре лежит на точно том же месте. Я осторожно обхожу его – на этот раз с другой стороны.

Уже в трамвае я вспоминаю, что не узнал имени девушки в конторе Луни, а потом задумываюсь о том, что странно здесь газетный бизнес устроен. Сначала Отто Грюни, печатающий в брошенной больнице таинственный журнал только для Заречья и жёлтый листок на весь Город. Теперь ещё эти двое, устроившие себе тенистую берлогу в пригороде. Кажется, Томас Луни вообще с трудом понимал, о чём мы говорим. Вспомнить только, как он важно говорил: «Ясно» и долго кивал большой тёмной головой!

Интересно, что я увижу в «Вестнике Ратуши»? Работа у меня уже есть, даже две, но завтра можно бы туда съездить. Просто поглядеть, какие чудеса там.

Мой район встречает меня дождём. Капли, как тысячи камикадзе, бросаются на стекло, а в свежих лужах я вижу отражения облаков и ярко-голубого мокрого неба.

Трамвай с треском разбрызгивает синие и жёлтые искры и останавливается. Выбегаю, бодро шлёпая по лужам, на ходу машу рукой в окно почты и отправляюсь в ресторан к Клаасу.

В похожем на чалму, каком-то особенном поварском колпаке, в специальной сеточке для бороды, с несколькими маленькими, но очень яркими брызгами крови на белоснежном фартуке, Клаас выглядит необыкновенно представительно. Не повар, а настоящий жрец, только-только с жертвоприношения.

– Привет, – говорю. – Здорово выглядишь. С тобой можно сейчас говорить?

– Да, – улыбается Клаас. – Привет.

– В общем, я нашёл работу. Даже две. И можно будет писать репортажи с расследованием исчезновений.

Клаас несколько секунд обдумывает мысль.

– Не знаю. Не уверен, что стоит это печатать.

– Мы всё продумаем. Когда заканчиваешь?

– В одиннадцать.

– Зайдёшь ко мне после смены, обсудить всё? Или я могу к тебе.

– Лучше у тебя. Близнецы.

Мы прощаемся, и я убегаю, напоследок махнув Жаку, с интересом наблюдающему за нами из-за стойки.

По дороге заглядываю на почту и покупаю карту Города. Мы с почтовой девушкой дружески улыбаемся друг другу, а ещё я замечаю у неё на столе кучу листков с набросками чьего-то лица – мужского, всегда одного и того же.

– Это тот самый Маседонио Фернандес? – вспоминаю я.

– Нет, вряд ли, – непонятно отвечает девушка. – Ты что-то про него узнал?

– Ничего. А кто это?

– Понятия не имею. Как-то ночью я проснулась, повторяя имя «Маседонио Фернандес». С тех пор я его ищу. Ну, не то чтобы постоянно ищу, но пытаюсь узнать о нём при случае.

– Ого, – говорю. – Дай знать, если что-то разузнаешь. Загадочная история!

– Да мне просто делать нечего, – смеётся она.

Дома я распахиваю окно, и комната наполняется солнечными бликами, запахом солёной воды и криками чаек. Ветер треплет прижатые кружкой к столу революционные памфлеты, а я быстро переделываю все домашние дела: мою посуду, чищу пальто и ботинки, в два счёта нарезаю мясо и готовлю маринад из пива и вустерского соуса. Оставляю мясо напитываться, закрываю окно и мою руки.

Теперь, в наступившей тишине и образцовом порядке, можно приняться за настоящую работу. Список Клааса включал шестьдесят семь имён и начинался с Эженки Новик, пропавшей три года назад. Значит, почти по два ребёнка в месяц. Много это или мало? Статистики не было. Записал в блокноте:

«Численность населения —?

Аналогичная статистика пропаж —?»

Всё это надо было выяснить, хотя я сомневался, что здесь удастся найти материалы по второму вопросу. Изначально я планировал самостоятельно перепроверить собранные Клаасом материалы и даже сдвинуть время исследования, посмотреть количество пропавших хотя бы за полгода до Эженки. Сейчас, оценив объём, я понял, что это невозможно. Может быть, позже, а пока придётся основываться на работе Клааса.

Напротив каждого имени в списке стояла дата исчезновения – это было очень удобно и в разы облегчало мне работу. Итак, Эженка Новик, пропала 3 октября. Я отобрал все газеты за октябрь месяц и принялся вычитывать.