Тут были и различные книги в кожаных обертках, и перья неизвестных птиц, искусно вплетенных в набедренные повязки, и даже пару копий. В воздухе витал запах жженой бумаги, на одной из стен вырисовывалось небольшое окно, освещавшее всю витавшую здесь пыль. Дэвид по-хозяйски покачал головой и принялся копошиться в одном из завалов. Я уселась рядом, помогая перебирать всякий хлам.
– А знаешь, – на момент он отстранил руки от массивной книги, но вскоре вернулся к делу. – Никогда не знал, что люди могут быть такими волшебными.
Стоит ли напомнить ему, что буквально каких-то двадцать минут назад он сказал, что не хочет возвращаться в Шарлотт?
Я рискнула.
– Брось, Дэвид… – Я отвернулась, – я же знаю, что я прототип Эмили. Не более.
– Возможно, но ты все равно какая-то другая. Да, действительно, я люблю тебя как друга…
Он обхватил мои плечи холодными пальцами и, резко разворачивая, уперся своим прожигающим взглядом мне в глаза.
– Забудь.
– О чем? – я нахмурилась.
– Ну, о том… Тогда, когда дикарь схватил тебя и стал уносить.
При упоминании о поцелуе мурашки на моем теле начали отплясывать тумбу.
– Знаешь, само как-то вышло. Не ожидал от себя такого. Хорошо?
– Хорошо. – Я отвернулась снова, еле сдерживая слезы.
Чтобы отвлечься от мыслей о том, что мне раньше казалось началом великих чувств, я с еще большей яростью стала перебирать всякие бумажки.
Но черт возьми, это же неправильно! Обнимать, заигрывать, целовать… И потом делать такое заявление… Абсолютно ровным хладнокровным тоном, говорящим о том, что чувств между нами просто не было и не может быть. Я – лишь прототип его любимой Эмили, не больше. И именно поэтому он не вышвырнул нас троих из своего убежища за шкирку, как немощных слепых котят.
Я чувствовала его дыхание, его движения, я жила им. А он просто вырвал мое сердце, бросил в лужу и растоптал своими ногами, перед этим хорошенько наплевав прямо на ошметки самой главной мышцы организма.
Я попыталась дышать глубоко и ровно, но сама мысль, что я пытаюсь успокоиться и не показать свои слезы тому, кто пять минут назад почти прямым текстом послал меня куда подальше от взаимной любви, вызывал слезы.
Кто-то нежно ткнул меня пальцем в спину. Я обернулась.
Дэвид сидел на коленях и сжимал в одной из рук небольшую синенькую брошку. По краям она была обрамлена в золотую каемку, расходящуюся друг от друга в различные завитушки.
– Получилось! – он восторженно всплеснул руками. – Я нашел ее!
– Ее – это…
Дэвид подтвердил мои слова своей милой улыбкой. Ну отлично. Если он не пытается найти грань между нашей дружбой, мне придется рассказать все самой.
– Знаешь ли, – я попробовала подступиться с начала, – насчет… ну, как бы… Того. Самого. Я не испытываю к тебе ровно ничего.
Эти слова одновременно испугали и удивили Дэвида, и он непонимающе покосился на меня, чуть не выронив ценную реликвию.
– Что?
– Ну, ты понимаешь, я, ты, все дела… – я яро стала теребить завязку худи. – Мы же… Ну, все равно рано или поздно расстанемся. Ты хочешь остаться здесь, я хочу обратно в Каролину. У нас разные пути. Интересы, характеры.
И хотя я говорила сбивчиво и путаясь в словах, Дэвид, похоже, понял меня правильно.
Я замолчала, с силой прикусив губу. Врать ему про то, что я отношусь абсолютно хладнокровно к нему, становилось все легче и убедительнее.
– Поэтому… Чтобы это не зашло слишком далеко и не расплющило нам сердца в лепешку, нужно прекратить это. Я – это я, Эмили – это Эмили. Я лишь похожа на нее по внешности, но я совсем другая, уж поверь мне.
– Ничего подобного, – он снова обхватил мое плечо руками, и я дернулась, скидывая их. – Ты совершенно не как Эмили, ты…
– Прототип, – со вздохом напомнила я.
Он замолчал, не в силах продолжить разговор. Оперся о стену, делая вид, что рассматривает странную вещицу. Я не знала, что он испытывает, но догадывалась, что он размышляет на тему помочь нам или с криками и воплями убежать куда глаза глядят.
– Что ж, – он замолчал. – А я и… ничего, вроде. Ничего не было. Да… э –э, ничего не было. – Пауза. – Пойдем?
И, не дожидаясь моего ответа, вышел из иглу и заспешил к Киру и Соньке.
Мы развели костер в небольшой высохшей лесополосе, находящейся где-то в трех сотнях ярдов от иглу. Кир помог натаскать сухих поленьев и разжечь костер, хотя, в общем-то, Дэвид сделал за него больше половины.