Город потерянных

– Не трогать. Достаточно с меня этих ужасов.

Как можно было верить этой Уне, если буквально несколько минут назад она продемонстрировала весь свой характер в виде бальзамированных зародышей в банках, словно это было каким-то гербарием. Конечно, гербарием – только не из веточек и трав, а из самой настоящей обезображенной плоти. Столько времени ее писаки вели нас, а теперь…

Я не выдержала и сказала, что выйду подышать воздухом. А потом, вылетая в дверь, резко ее захлопнула и уселась на трухлявые ступеньки на крыльце.

Дэвид подошел попозже. Он постоял, вглядываясь в бесконечное поле, а потом сел рядом, приобняв меня.

– Аза Джонсон. – Он пристально посмотрел на меня. Я дернулась:

– Мне все страшнее и страшнее находиться здесь.

–Вот и мы, не отводи взгляд. Мы – воины, ты нам совсем не рад? Мы – воины, что строили этот град из пыли.

– Что? – я обернулась к нему.

–Слова из песни, – он кивнул. – Нужно надеяться, Аза. К сожалению, люди не всемогущи, но они очень хитры и изобретательны, так что смекалка и надежда – это все, на что мы способны в данный момент.

Он позволил прижаться к себе, и я положила свою голову ему на грудь. От этого стало удивительно легче. Интересно, это обозначает, что мы можем считаться парой?

– Когда мы попадем в Каролину, хоть это и звучит бредово, мы сможем прогуляться по моим родным местам? – спросил он. – Когда я был маленький, я часто гулял в парке Маршалл в Шарлотте. Это было наше любимое место с Эмили.

Я вспомнила, как гуляла там с Сонькой и Киром, когда мы тоже были мелкими засранцами. Тогда Кир спер с клумбы кучу лилий, и нам втроем пришлось отдать все свои сбережения в виде двести пятьдесят баксов в качестве штрафа.

– Конечно, – мне захотелось дотянуться до него и поцеловать. – Конечно, Дэвид.

ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ. А что? У тебя уже совсем крышу снесло! Опомнись, разуй свои глаза!!!

О господи, Вторая Я, что тебе опять не нравится в нем? Честно? ВСЕ! Так предсказуемо. Я советую не доверять ему. Это почему же? Потому что, во-первых, он целоваться не умеет – и откусит тебе язык или губу, – а во-вторых, – он ОЧЕНЬ странный тип даже для Слипстоуна. Закрой пасть. Когда он откусит тебе губу, не говори, что виновата я. С презрением, не твоя Аза Джонсон.

– Нам нужно еще пару дней, – прошептала я. – Посмотреть, как поведет себя Сонькин организм. Нам нужно хорошенько выспаться и внимательно изучить карту, прежде чем идти дальше.

Дэвид кивнул:

– И понять, что хотела сказать Уна этими вот… неважно чем.

С этими словами он прижал меня к себе, и, уставившись вдаль, легкими движениями стал поглаживать мои волосы.

***

Мы все втроем уснули на полу, что называется, штабелями – тесно прижавшись друг к другу, укрывшись одним-единственным оставшимся одеялом, и три раза поклявшись на мизинчиках, что будем следить за Сонькой всю ночь. Для этого я еще накануне вечером-таки раскопала все лекарства, и, внимательно их изучив, поставила на стол на случай нового приступа девушки.

Правда, мы надеялись, что его не будет.

Но он случился.

Мы все втроем буквально попрыгали со своих спальных мест, когда по комнатушке разнесся дикий крик, заставивший зашевелиться все наши волосы на теле. Кир головой впечатался в полку, и она с ужасным грохотом свалила на него все свое содержимое.

– ДЕРЖИТЕ ЕЕ! – Дэвид метнулся к комоду с лекарствами. – ИНАЧЕ ОНА СВАЛИТ ЧТО-НИБУДЬ И УГРОБИТ САМУ СЕБЯ!

Мы с Киром схватили ее за руки и ноги. Это чем-то напоминало сеанс экзорцизма. Сонька подпрыгивала на кровати, как мячик, ее глаза закатились вверх, рот открылся в немом крике. С уголка рта текла слюна. Кажется, нам следовало молиться, что все обойдется, но мы были настолько напуганы, что просто прижимали ее руки и ноги к прогнувшейся кровати и смотрели друг на друга осоловелым взглядом.

– Откройте ей рот! – убедившись, что ее рот достаточно открыт, Дэвид вылил туда странную вязкую смесь.

Сонька пару раз вздохнула. Еще раз подпрыгнула на кровати, и, закашлявшись, часто-часто заморгала. Ее рассеянный взгляд заскользил по потолку, по стенам, по полкам с книгами, и в скором времени остановился на Кире…

– Кир… – Она снова закашлялась. Я дотянулась до керосиновой лампы и зажгла ее спичкой, которую нашла еще днем, и ее мягкий свет озарил одновременно дикое, блаженное и грустное лицо Кира.

– Сонька, – он потянулся к ней и прижал к себе. – О боже, Сонька… О боже! О боже! Сонька… Сонька, не верю! Помогло!

Мы с Дэвидом переглянулись. Никто не решался сказать ему, что это лекарство не помогло, а лишь облегчило состояние девушки.