Мое сердце сжалось, когда я уловила отрешенный взгляд Соньки. Еще пару дней назад она верила, что все обойдется, верила, что скоро увидится с родней, пусть ее мать пропала. Но теперь она понимала, что это конец. Что до дома ей попросту не добраться, как бы она не хотела этого.
– Кир, – она аккуратно приобняла его, сидя на кровати, – мне так больно. Смотри.
Она отодвинулась, и мы увидели мокрую черную лужу под ней. Сначала я подумала, что ее мочевой пузырь немного обалдел во время приступа, но потом, внимательно присмотревшись, я поняла, что эта вязкая черная жидкость течет прямо из-под забинтованной раны.
Кир аккуратно приподнял повязку и тотчас отдернул руку.
– НЕТ! – выкрикнула я.
То, чего мы так боялись, случилось. Рана сильно гноилась, из нее струйкой лилась черная жидкость, засохшая кровь корками отслаивалась по всему периметру. По краям ползали небольшие белые личинки. Не думала, что мне придется видеть свою же собственную разлагающуюся подругу… Это выглядело ужасно, если не считать того факта, что мы стали потихоньку привыкать к новым «сюрпризам».
– Похоже, это копье было обработано в каком-то яде, – пробормотал Дэвид, отворачиваясь. – Она буквально разлагается живьем.
По лицу Кира я увидела, что он хочет залепить Дэвиду смачную пощечину, ведь он говорит такие вещи в присутствии Родригез, но не успел: его скрутило и вывернуло прямо на пол остатками еды.
Сонька застонала, сжавшись. Мне пришлось взять заживляющую мазь и начать намазывать ее вокруг гноящейся раны, морщась от отвращения.
– Похоже, эта дрянь потихоньку разъедает ее буквально изнутри… – прошептал парень. – И…
Уловив испепеляющий взгляд зеленого Кира, он примолк. Махнув рукой, Дэвид показал на дверь, и мы с ним вышли на крыльцо, дожидаясь Кира.
Когда Кир пришел, Дэвид заехал ему прямо в лоб:
– Она скоро умрет.
– Я знаю, – огрызнулся парень, хотя это, похоже, стало для него роковой новостью. – Я знаю.
– Это горько, – он попытался положить свою руку ему на плечо в знак ободрения, но Кир отшатнулся:
– Не нужно меня утешать! Оставьте меня в покое! Вообще! – он резко развел руками. – ОСТАВЬТЕ МЕНЯ!!!
И с этими словами влетел обратно в дом, громко хлопнув дверью.
Мы с Дэвидом стояли на крыльце, глядя на мерцающие в небе звезды, и каждый думал о своем. Очевидно, Дэвида никак не волновала смерть Соньки, ведь она ему, считай, была незнакомым человеком, также, как Кир и я. Мое сердце буквально обливалось кровью, и от мысли, что я снова увижу ее мучительный приступ, по моему телу пробегала волна страха.
Когда рыдания из-за стены немного сбавили свой темп, Дэвид шепнул:
– Что делать?
– Я даже не знаю. Я даже не знаю, о, Дэвид, как это больно…
– Больнее всего – ей, – со вздохом заметил он. – Кажется, она не рада, что еще жива.
Спустя пару минут Кир разрыдался с утроенной силой.
– И что ты предлагаешь? – я нахмурилась.
– Аза, как бы это дико не звучало, но вскоре она сама захочет умереть. Она уже поняла, что это конец, Аза, и удерживать ее тут – полный эгоизм. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
Мне показалось, что меня окатили холодной водой.
– Ты уверен? – я пристально посмотрела на него.
Он ничего не ответил.
Утром мы вывели Соньку на улицу.
Впервые мне приходилось обращаться с подругой как с ценной реликвией. Мы знали, что этот выход на свежий воздух, скорее всего, последний. Кир нес ее на руках. Я поспевала сзади и тащила ворох «лекарств», чтобы, если ее ударит новый приступ, успеть помочь, или хотя бы облегчить боль.
Очевидно, Кир уже понял, что Сонька не доживет до Каролины, и теперь он нес ее и смотрел на нее так, как смотрят на покойника в открытом гробу. Он понимал, что ее очередной вздох может стать последним, понимал, что, только влюбившись, он скоро потеряет свою возлюбленную.
В любом случае, мы решили дать им насладиться друг другом в последний миг Сонькиной жизни, наполненной болью и страданиями.
Мы отошли на пару ярдов от дома, на небольшой холм, и Кир, который все это время ходил угрюмый, попросил оставить лекарства и уйти. Соньку он мягко опустил на траву. Не отходя от девушки, он принялся что-то тихо ей шептать, поглаживая по ее шоколадным волосам рукой.
Я зашла в дом и застала Дэвида, внимательно изучающего карту.
– В общем, – он отложил сей нехитрый предмет и вздохнул. – Я так понял, нам придется переплыть через впадину. Она подписана неразборчивыми каракулями, и, если считать буквально одну неправильную букву, то оно переводится как «Чудовищный омут». Интересно, Уна сама придумала это название?
– А какое второе толкование? – я присела рядом, разглядывая сморщенную карту.
– «Умершие глаза». Странно, не находишь?
– Тогда я больше склоняюсь к первому варианту.
Он занес вверх указательный палец и с видом бывалого профессора произнес:
– Но, насколько я понимаю, чудовищ не существует.
– Об акулах тебе тоже неизвестно? – скептически спросила я.
– Известно, конечно же. – Он усмехнулся.
– Ты не встречал еще каких-нибудь записок?
Он покачал головой:
– Нет.
Мы принялись изучать карту дальше, вперив туда свои взгляды.