Города и встречи

К сожалению, оказалось, что Зина схватила воспаление легких, промочив ноги в киновейских канавах, и ее уже свезли в больницу. Иван быстро договорился с нашими ребятами о том, что надо сделать на Семянниковском, как провести летучие собрания в мастерских с протестами против ареста думской фракции, и повел меня на конспиративную квартиру своего подрайона.

На Палевской улице, в трехэтажном здании с облупившейся штукатуркой, где сдавались комнаты «под углы», у девушек-ткачих была небольшая комната, разгороженная на части занавесками. Здесь они жили шумной товарищеской компанией. Двери в комнаты были постоянно открыты, по лестнице и коридору ходили бесцеремонно, на кухне готовили обед, стирали белье, все было на виду. Иван привел меня в комнату, где за пестрой занавеской жила Нюша Матвеева:

— Договаривайтесь, а я пойду.

Нюша была чем-то вроде живой газеты партийной организации Палевской прядильной фабрики[168]. Конечно, это была не «живая газета» двадцатых годов, так что это определение неправильное, но для того времени Нюша была живой газетой, поскольку знала все, что происходит на любом этаже и в любом отделении фабрики. Острый и меткий язык ее никому не давал спуску, но она была отличная прядильщица, и за это мастера щадили ее. Она расспросила меня, была ли я когда-нибудь на текстильной фабрике, и обещала при случае секретно проводить туда и показать мастерские.

Матвеевой нужна была хорошая пропагандистка для начального кружка работниц. Нюша уже сколотила маленькую группу, с которой сама занималась, но нужен был более подготовленный человек. Нюша предложила взяться за это дело мне, но я не считала себя способной справиться с такой работой и отказалась. Нюша пробовала меня уговорить, но согласилась на то, что я приведу к ним какую-нибудь женщину помоложе, которая бы «не держала фасон».

Через несколько дней я приехала с Долей. Это была маленького роста полная женщина с гладко зачесанными волосами, уютным выражением лица, пристальным взглядом близоруких глаз — она не носила очков — и мягким голосом. Признаться, я побаивалась, подойдет ли она моим текстильщицам, но Доля, умная и кроткая, сумела подружиться с ними и работала в Палевском подрайоне всю трудную зиму 1907–1908 годов.

Каково было мое изумление, когда через много времени я узнала, что Доля — сестра Раисы Григорьевны Лемберг, моей руководительницы по марксистскому семинару в Берлине! Обе были социал-демократки, но их никак нельзя было принять за сестер. Уже в 1920-х годах я встретила Долю в гостинице «Астория», где она занимала подвальную комнату, полутемную, заставленную книгами: она была одним из последних старых членов партии, которые оставались жить в этой гостинице, долгое время носившей название «Второй дом Советов». Доля воевала с администрацией вновь организованной гостиницы, систематически выживавшей из ее стен всех старых большевиков, поселенных там в годы Гражданской войны и военного коммунизма. Доля еще вела кружок марксизма на дальней пригородной фабрике и получала за это жалкие гроши. Она голодала и спешно, работая днем и ночью, писала учебник для пропагандистов, который, как она утверждала, должен был открыть новые принципы педагогики. Однажды, когда я пришла навестить ее, в комнате шла генеральная уборка, полки и ящики с книгами были вытащены в коридор.

«Где Ольга Григорьевна?» — спросила я. «Увезли к Николаю Чудотворцу[169]», — ответила коридорная.

В мае 1907 года было много событий, запомнившихся мне: закрыли несколько мастерских на Семянниковском заводе, закрыли невское отделение Союза металлистов, полиция установила слежку за домиком Пушкарева в переулке у завода, и Петру Николаевичу Кирсанову пришлось искать жилье в другом месте. Он поселился на Зеркальной, подальше от поста городового, и мы стали собираться у него.

В те дни мы еще толком не знали о событиях на Лондонском съезде[170]

, но, по слухам, там произошла драка с меньшевиками, так как решались крайне важные для партии вопросы. Наконец в последних числах мая в Смоленской школе один из делегатов съезда должен был сделать сообщение о его работе. В одном из классов, вместо какой-то назначенной лекции, собралась районная конференция, где выступил товарищ Григорий[171], — он уже давно работал в районе как организатор, был послан на съезд в Лондон и там избран в ЦК. На конференцию собрали лучших и наиболее надежных из рабочих района — по одному, по два человека от каждой фабрики или завода.

Мы, секретари подрайонов, из предосторожности не были званы на это собрание, но мне поручили оповестить Нюшу Матвееву, чтобы она вызвала с фабрики Торнтон[172] товарища Тюшина. Он был старым ткачом, когда-то занимался в кружке у Ленина, и его мнением организация очень дорожила. Рабочие с фабрики Торнтон редко бывали на левом берегу Невы, так как администрация фабрики установила очень строгую слежку за общежитиями.