Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон

Это слово fascicule (связка, пучок), которое обычно употребляется, когда говорят о ее маленьких рукописных сборниках, втайне сшитых в ее комнате, означает в фармации «количество растений, которые можно обхватить рукой, согнутой на уровне бедер; равно двенадцати горстям».

Прежде чем стать книгой, это было охапкой лекарственных растений.

Одному своему корреспонденту, который спросил, как она понимает, что перед ней настоящая поэзия, она отвечает:

«Когда я читаю книгу, которая леденит мне сердце так, что никакой огонь никогда не сможет меня согреть, я узнаю поэзию». И потом: «Если мне кажется, будто у меня отрывают голову, я узнаю поэзию. Вот два единственных известных мне способа. Может, есть и другие?»

Если сто пятьдесят лет спустя Леонард Коэн скажет про пепел, Эмили вспоминает лед. И в том и в другом случае стихотворение – это изнанка огня.

* * *

Смерть живет во всех ее стихах, и не только смерть, а Умирание, Высший миг; умереть – это еще и замереть. Так, рифмы в ее стихах – словно хлопья снежной бури, которые на полпути готовы, похоже, опять взмыть вверх, уже тоскуя по облакам; так останавливается и замирает время на закате в июне, так мертвенно-бледный висельник болтается на конце веревки.

Один за другим в течение года уходят родители:

сначала переселился на кладбище Отец, затем к нему присоединилась Мать. Лавиния и Эмили теперь живут вдвоем в большом доме, одна со своими кошками, другая с собакой. У них служанка Маргарет, у которой нет домашнего животного.

Когда умер Отец, Эмили так ни разу и не поклонилась его могиле. Своих умерших можно оплакивать где угодно, но Эмили не плачет. Однажды подруга отправляется на кладбище и срывает в траве возле памятника цветок клевера с четырьмя лепестками, который приносит Эмили. Та с серьезным видом принимает подарок, и когда гостья уходит, долго смотрит на маленький зеленый крестик. Затем кладет клевер, чтобы засушить, между страницами Собрания сочинений Шекспира, где уже покоится десяток цветков – ее маленькое личное кладбище.

Говорят, что в этот период ей довелось познать большую любовь – возможно, единственную за всю жизнь. Да, в самом деле, судья Отис Филиппс Лорд, старый друг отца, на пятнадцать лет ее старше, давно ухаживает за ней, и она отвечает пылкими письмами. Но шла ли речь о свадьбе? Неужели Эмили подумывала о том, чтобы покинуть Амхерст и поселиться в Салеме, на родине ее кузин-колдуний? Или она в последний раз сделала попытку придумать жизнь на бумаге? От их идиллии почти ничего не осталось – письма с той и другой стороны уничтожены, сохранились лишь разрозненные черновики, рассказы, передаваемые из уст в уста как легенды потомков двух семей. Жених умирает даже не до свадьбы, а еще до того, как о ней было объявлено. Эмили никогда не станет вдовой.

Она уже достигла того возраста, когда на том свете близких оказывается больше, чем на этом. София, Отец, Мать, Жильбер с белокурыми локонами покоятся под слоем зеленой травы. И хотя земля обезлюдела, небеса не кажутся пустыми.

И наверняка Отец и Мать, сидя за длинным небесным столом, с суровыми, как всегда, лицами, ожидают своих детей – а те снова опаздывают.

Вот уже несколько дней Эмили, стоит лишь ей положить голову на подушку, слышит колокол. Всю жизнь она сомневалась в существовании Бога, а теперь собор у нее в душе.

Ей всегда казалось, что рядом кто-то есть. В детстве она усаживалась на табурет у пианино, свесив ноги, нажимала несколько клавиш, чтобы привлечь внимание Той, Другой, затем быстро оборачивалась. Но Та не показывалась. Гуляя по саду, Эмили на мгновение останавливалась возле дерева, прижималась к стволу, вглядывалась в тропинку, по которой пришла. Но Та все равно не показывалась.

Она идет за Эмили по улице в тени домов, доходит с ней до погреба, спускается за картошкой. Садится рядом в теплую воду в ванне, обе открывают одну и ту же книгу на той же странице. В каком-то смысле это и хорошо: Эмили никогда не бывает одна.

Они вместе стоят у окна. Луны нет, зато звезды такие яркие, что ей кажется, будто она смотрит на них через увеличительное стекло. Созвездия образуют в небе знакомые рисунки – это географическая карта с морями и реками, городами и пустынями. Где-то там, наверху, в самом конце дороги, усеянной белыми камешками, светит Линден.

Они улетают вместе, Эмили и ее смерть. Май.

В свидетельстве о смерти Эмили Дикинсон в графе род занятий чьей-то твердой рукой выведено: Дома.

Линден

Линден – это бело-зеленый городок – мед и клевер.

В домике с распахнутыми занавесками живут София и Жильбер, им – навсегда – пятнадцать и восемь лет. На завтрак они едят пряники и пьют горячее молоко.

По улицам свободно гуляют собаки, все любимые и умершие собаки. Море совсем рядом, его слышно, но не видно.