Господь, мы поднимаемся

Мария, прикрыв глаза, сидела возле самого борта, прижавшись спиной к бухте канатов. Лицо у девочки было измученным. Патрик находился рядом. Глядя на него, девочка пыталась улыбнуться, но улыбка выходила страдальческой.

Чувствовалось, что корабли уже где-то далеко от родных берегов. Солнце пекло жарче, морской ветер не приносил прохлады. Раскалённые доски палубы обжигали босые ступни. Вода стала более соленой, брызги летели на палубу и тут же испарялись, оставляя на струганом дереве множество белых пятнышек.

Была в плаванье кораблей одна странность, незамеченная детьми, но зато отмеченная взрослыми. Возле самой мачты, страдая от жары, вместе с мальчишками сидел священник падре Паскале. Он выглядел молчаливым и задумчивым. Вот уже два дня ему не давала покоя одна мысль. Прищурившись, падре часами наблюдал за слепящим в небе солнцем, мысленно прочерчивая его путь с востока на запад, с каким-то недоумением оглядывался назад, на синеющий горизонт, и снова возвращался взглядом к медленно меняющему свое положение светилу. Деревенский священник не разбирался в навигации, но минимальные познания у него имелись. Не раз и подробно беседовал с плававшими в Палестину паломниками, и понимал, что их корабль должен держать курс на юго-восток, но, судя по солнцу, они всё время плыли прямо на юг.

Это было странно.

Впрочем, дело могло быть в поисках ветра: косых парусов в то время ещё не придумали, и кораблям постоянно приходилось лавировать, добираясь до нужной точки огромными зигзагами.

Седьмой день плаванья подходил к концу. День долгий, жаркий, изматывающий, наполненный маревом солнца и монотонной качкой.

Ближе к закату началась вечерняя раздача воды и сухарей. Двое крепких, загорелых до черноты матросов выкатили на среднюю палубу несколько дубовых бочек с пресной водой. Туда же принесли мешки с сухарями. Руководил раздачей старший из команды – плечистый мужчина с полностью обритой головой и рыжей бородой.

– Пейте, освободители Гроба Господня. Скоро все ваши мечты исполнятся, – весело приговаривал он, подавая каждому из детей ровно по четверти небольшого медного ковшика пресной воды. Следом другой из матросов доставал из мешка сухарь.

Неизвестно почему, но этот рыжебородый вызывал у Марии скрытую неприязнь, даже страх. Бывает такое чувство. Смотришь на незнакомого человека, совершенно его не знаешь, а ощущения самые неприятные, словно наша память смутно помнит прошлые жизни, и там, в прошлых жизнях, этот человек сделал нам что-то очень плохое. Девочка не могла себе ответить, почему старший матрос вызывает у нее такое отторжение. Рыжая бородка, маленькие поблескивающие глазки, а в них что-то спрятано, какая-то насмешка. Так смотрят, когда знают о тебе какой-то подленький секрет. После такого взгляда хочется умыться.

– Пей, девочка. Освободителям гробницы нужны силы, – улыбнулся рыжебородый, когда подошла её очередь, причем взгляд у него был такой, словно он разглядывает её сквозь одежду. Девочка взяла из его рук нагретый солнцем медный ковш, быстро выпив теплую воду, торопясь, не столько от жажды, сколько от желания побыстрее отойти от этого человека.

В пресную воду клали аронник, но она все равно протухала, пахла грязными тряпками. Её не хватало. Трюмы на нефах были небольших размеров, кроме того, сейчас там находились дети. С таким количеством детей на борту корабли должны были постоянно заходить в попутные порты для пополнения припасов, но почему-то вот уже седьмые сутки они продолжали плыть, не приближаясь к земле.

Это была ещё одна странность, но о ней никто не задумывался.

Краснел догорающий закат. Море постепенно сливалось с темнотой. В южных широтах ночь приходит быстро. Высоко в небе засветились звёзды, и было этих звёзд столько, сколько никогда не увидишь с земли. Сгустком светящейся пыли мерцал Млечный путь. Тысячи и тысячи звёзд освещали поверхность моря неземным синим светом, а им в ответ светился тусклый огонёк фитиля на корме плывущего корабля. Звёзды показывали ему путь.

Кто-то из древних сказал, что звёзды – это души умерших хороших людей. Звёзд много, но и хороших людей на земле тоже было много, они светят в темноте, и тьма не в силах их поглотить, сверху они смотрят на грешную землю, и мерцают, переговариваясь в темноте о тайнах вечности.

– Как думаешь, скоро приплывём? – попытался растормошить разговорами сестру Патрик, устраиваясь спать, положив голову ей на колени. Девочка в темноте невесело усмехнулась в ответ. Какой он ещё дурак. Какие они все здесь дураки.

Как будто Стефан раздал им кровь ангела и теперь они сами стали ангелами, как будто они смогут вернуться домой, полетев по небу, когда захотят.

С высокого бака, где были установлены деревянные барабаны с намотанными толстыми якорными канатами, донеслось тихое пение гимна. Там находился мальчик-дворянин и ещё кто-то из ближайшего окружения Стефана.

Страх после пережитого шторма спрятался внутри, на баке каждую ночь начинали пение, чтобы гимн напоминал измученным плаванием детям, что они крестоносцы.

* * *