Господин изобретатель

Сегодня мы с дедом решили навестить Лизу и пойти все вместе на могилу Генриха — годовщина как-никак… Лиза к нам вышла, но глаза у нее были красные, заплаканные. Выяснилось, что ей не разрешили пойти с нами на кладбище, мол, какой-такой муж, скоро будешь "Христовой невестой", пора кончать с прошлой земной жизнью и подготовиться к новой, праведной, под другим именем. Дед аж в лице переменился и покраснел — где это видано, чтобы жену на могилу мужа в годовщину его смерти не пустили? Я побыстрее его увел и мы пошли на могилу. Лиза успела поставить скромный памятник из темного гранита — только имя и годы жизни, ничего лишнего. Случившийся рядом служитель смел снег с памятника и скамеечки, и, получив монетку, удалился восвояси. Мы не стали садиться, а постояли и помолчали, помянув Генриха. Потом зашли в старую церковь (дед посещал только старые храмы, построенные еще до реформы Никона). Людей почти не было, дед перекрестился двумя перстами, я традиционно, потом мы про себя, беззвучно, помолились, поставили свечки за упокой души и вышли. По дороге домой дед сказал, что не нравится ему эта обитель, жадная тут настоятельница, торопит Лизу с постригом, чтобы прибрать к рукам дом и аптеку. Я согласился, у меня сложилось такое же впечатление: не будет Лизе здесь мира и успокоения, страдает она.

Потом я поехал в Первую Градскую, куда меня привезли ровно год назад, нашел Леонтия Матвеевича и вручил ему чуть меньше фунта сульфаниламида (дед попросил горсть оставить, чтобы сравнить с тем, что получится у него на заводе).

Доктор был рад меня увидеть, спросил про здоровье деда, похвалил мой внешний вид (я сказал, что следую во всем его советам). Потом я рассказал про испытания в Военно-Медицинской Академии, про свой провал, естественно, говорить не стал, рассказал, кто синтезировал и как проводились исследования на больных у профессора Субботина. Оказывается, Леонтий Матвеевич его знает, то есть, конечно, приятелями они не были, но он слышал выступления Субботина с лекциями в Московском Университете и мой бывший лечащий врач с уважением относился к нему как к специалисту. Я тоже сказал, что его статья в "Вестнике" произвела впечатление в Академии, многие считали, что такого быть не может. Я высказал мнение, что это оттого, что на первой фотографии, плохо переданной при печати в журнале, я выгляжу слишком черным: мы-то знаем, что это от копоти, а коллеги подумали, что это обугливание тканей, пусть даже поверхностного слоя кожи, но ведь тогда это 25 % тела в виде ожога 3А степени[123]

, а с такими повреждениями в 19 веке не живут (просто погибают от шока). Я сказал, что в клинике Субботина были получены хорошие результаты при лечении СЦ довольно обширных ожогов II степени и ограниченных ожогов IIIА вроде тех, что были у меня на дистальных фалангах — на подушечках пальцев. Леонтий Матвеевич с благодарностью принял препарат и обещал проинформировать об опыте применения.

— И поторопитесь со статьей о результатах лечения СЦ — сказал я на прощанье, — а то питерцы обскачут.

Потом поехал на телеграф, отбил Агееву телеграмму с одним словом "Согласен" и вторую, для Менделеева, в которой сообщал, что буду в Петербурге на следующей неделе и останусь надолго, и что можно отправить мне на адрес "Астории" записку или телефонировать о времени удобной для профессора встречи.

Затем я заехал в ювелирный магазин фирмы "Эдуард", официального поставщика орденов Капитула орденов Империи и выбрал из готовых знаков ордена Святого Станислава 3 степени, орден на пятиугольной колодке с красной ленточкой с белыми окаймляющими полосами, предъявив Императорский Указ и внеся в Капитул 15 рублей. Орден мне понравился, как всякий военный человек[124]

, я имел определенный пиетет к знакам отличия. Сам орден был в виде красного эмалевого креста с раздваивающимися концами, между перекладинами креста были припаяны ажурные двуглавые орлы, в центре — финифтяный медальон с зеленым венком с наружной стороны. С обратной стороны на медальоне были буквы SS в виде вензеля — я сообразил, что по латыни это означает Святой Станислав, так как орден польский и был включен после присоединения Царства Польского[125] к Империи, вместе с Орденами Белого орла и Виртути Милитари (военной доблести), впрочем, последний был среди российских орденов совсем недолго. А вот Станислав прижился и был младшим орденом, который, как правило, получали чиновники за выслугу лет.

Про орден мне напомнил Агеев, так как представляться по начальству мне нужно будет в мундире с наградами. Еще он сказал, что надо привезти метрику со справкой о крещении и диплом об окончании Университета, но этим я решил озаботиться после обеда.