Господин Ветер

Они миновали маленькую прихожую и зашли в комнату. Камин, ковер на паркетном полу, кресло, телевизор, журнальный столик, цветы на окнах. И телефон. За полуоткрытой дверью — угол кровати, видимо, спальня.

— Располагайся.

Крис бросил на пол рюкзак и принялся расшнуровывать ботинки.

Охранник прислонился спиной к дверному косяку и, сложив руки на груди, наблюдал за действиями Криса.

— Мне нельзя выходить? — спросил Крис.

— Почему, можно.

— Нет, я серьезно.

— И я серьезно. — Охранник продолжал улыбаться. — Только не советую. Собаки незнакомых не любят. Вымойся, от тебя как от бомжа воняет.

«Неправда, — хотел возразить Крис, — от меня пахнет вчерашним костром. Одежда хранит запах дыма несколько дней».

В детстве Крис любил лежать, уткнувшись носом в теплый вязаный свитер, он хорошо помнил этот «дачный», как говорила мама, свитер, и вдыхая запах дыма, мысленно возвращаться на лесные тропинки. Это было до пятнадцати, до трехлетней затяжной войны с родителями, закончившейся прописыванием Криса в бабушкину комнату, и съездом в никуда, а затем всеобщим перемещением (без Криса) в Москву. С той поры Крис стал «отрезанным ломтем», родители жили с младшим братом, теперь успешным студентом юридического и гордостью семьи. А Крис, два года отучившись в «консерве» и попав, по выражению Яна, в хипаки второго призыва (почему-то ближе к концу восьмидесятых возникла эта вторая волна ухода к цветам, любви и ненасилию), стал жить по впискам. За это время он провел год семейной жизни с весьма милой герлой, в течение нескольких месяцев побывал хозяином сквота на Петроградской, который сам и открыл, переиграл в десятке команд и даже записал свой компакт, который пока еще не видел, ибо в очередной раз уехал из города по «семейным» делам. С определенной поры он считал своей семьей весь пипл, то есть Rainbow-family, то есть Народ Радуги.

«А теперь ты готовишься к концерту, который может стать твоим последним концертом».

«Красиво сказано, парень, но не лучше ли посмотреть, что здесь за ванна».

«Каждый концерт суфия — последний концерт».

«Чего ты рисуешься… Получил слабую надежду на несколько глотков воздуха, и уже веселишься? А знаешь ли ты, что надежда — первый враг воина».

«Недавно ты говорил, что страх…»

«Бог с тобой, надо вымыться…»

Охранник, тем временем, вышел из комнаты и из флигеля — Крис увидел его фигуру, мелькнувшую за окном.

Крис снял трубку телефона. Работает. Но звонить некому. Затем проверил обе двери — не заперты. Мало того, их можно было закрыть изнутри. Но стоило ему высунуться наружу, как к крыльцу метнулся один из доберманов. Крис увидел его раскрытую пасть в метре от себя и захлопнул дверь.

Тот в отличие от большинства легко возбудимых и лающих представителей своей породы, даже не заворчал. «Им Блюзмен языки, что ли, вырвал. Ладно, поищем ванну».

Ванна была шикарной — белый и голубой кафель, никелированные краны, большое зеркало и целый набор шампуней. Полочка, где фен и бритвенный прибор. Крис наполнил ванну пеной, погрузился в нее и попытался расслабиться. Расслабление состояло в рисовании мысленных планов побега, где Крис, превращаясь в немерянно крутого супермена, взрывал дом, лихо раскидывал собак, перелезал забор, одним ударом укладывал Юру и Рашика и т.д и т.п.

«Хватит, посмотри, есть ли здесь что-нибудь полезное…» Взгляд Кристофера пробежал по полкам. Бритва. И мысли снова изменили направление.

«Взять мойку и по венам. Здесь, в шикарной ванне с голубым кафелем… Пену следует убрать и наполнить чистой, прозрачной водой, чтобы видеть две красные кровавые речки, две струйки, расходящиеся в теплой воде. В теплой воде, говорят, не больно». — Крис поежился, вид этой смерти был ему противен, он просто хотел жить. «Это так просто — умереть молодым», — вспомнил он фразу из старой песни Майка, но сам не хотел никакой смерти».

«Значит, ты не готов к ней?»

«Не я ее ищу…»