Господин Зима

Пока они беседовали, Дальний Умысел Тиффани краем её глаза изучил комнату нянюшки.

Комната была очень яркая и чистая, и повсюду в ней красовались безделушки, дешёвые и жизнерадостные, с надписями вроде «Лучшей маме на свете». А на тех местах, которые не были заняты безделушками, стояли и висели портреты младенцев, детей и семейств.

Раньше Тиффани думала, что только богатые или родовитые люди живут в таких роскошных домах.

Тут были масляные лампы! На крючке возле уборной висела самая настоящая ванна! А в доме, то есть вот прямо в доме, была водяная колонка! Но нянюшка ходила среди всех этих богатств вразвалочку в линялом и потрёпанном чёрном платье, ни капельки не роскошном.

В самом лучшем кресле комнаты с безделушками возлежал огромный серый котище, не сводя с Тиффани единственного глаза. В глазу тлело абсолютное зло. Нянюшка представила его словами: «Это Грибо, не обращай на него внимания, он просто старый жирный увалень», что Тиффани про себя перевела как: «Не подходи к нему, а не то располосует тебе ногу когтями».

Тиффани говорила и говорила. Ни с кем ещё ей не доводилось так поговорить. «Должно быть, это какая-то магия», — решил Дальний Умысел. Каждая ведьма быстро учится управлять другими с помощью голоса, но нянюшка Ягг предпочитала вслушиваться в людей.

— А этот самый Роланд, который тебе не парень, — сказала она, когда Тиффани умолкла ненадолго, чтобы перевести дыхание. — Ты как, не думала за него замуж выйти?

«Только не ври», — настойчиво посоветовал Дальний Умысел.

— Я… ну, такие вещи вроде как по собственной воле в голову приходят, стоит отвлечься, да? — сказала Тиффани. — То есть не то чтобы я нарочно об этом думала. И вообще, все остальные парни, когда видят меня, сразу начинают таращиться на свои дурацкие ноги! Петулия говорит, это из-за шляпы.

— Ну, снять шляпу, конечно, тоже помогает, — откликнулась нянюшка. — Но в мои молодые годы лучше помогали платья с глубоким вырезом, знаешь ли. Парни сразу перестают таращиться на свои дурацкие ноги, помяни моё слово.

Тиффани поймала взгляд маленьких чёрных глаз нянюшки Ягг и прыснула со смеху. Нянюшка ответила ей широкой улыбкой, которую следовало бы запереть под замок, чтобы она ненароком не оскорбила чью-нибудь нравственность, и у Тиффани почему-то отлегло от сердца. Как будто она прошла испытание.

— Хотя, боюсь, с Зимовеем этот номер не пройдёт, — сказала нянюшка, и в комнате снова сгустились тучи.

— Снежинки мне даже нравились, — вздохнула Тиффани. — Но айсберг — это, по-моему, уже чересчур.

— Хвост перед девушкой распустил… — заметила нянюшка, попыхивая трубкой с изображением ёжика. — Все они одинаковы…

— Но ведь он может кого-нибудь убить!

— Он — зима. А зима убивает. Но по-моему, он малость растерялся, ему ж отродясь не случалось в людей влюбляться.

— Влюбляться?

— Ну, может статься, ему кажется, что он влюблён.

И маленькие чёрные глазки снова внимательно уставились на Тиффани.

— Он — стихийный дух, а они вообще-то устроены довольно просто, — продолжала нянюшка Ягг. — Но он пытается быть человеком, а это дело непростое.

Мы битком набиты тем, чего он не понимает — да и не может понять, по правде говоря. Возьмём, к примеру, злость. Буря никогда не злится. Шторм ничего не имеет против людей, которых губит. Ветер не бывает жесток. Но чем больше Зимовей думает о тебе, тем больше упирается в подобные чувства, а объяснить ему, что тут к чему, некому. Он не очень-то умён. Ум ему до сих пор был без надобности. Но что любопытно, ты тоже меняешься…

В дверь постучали, нянюшка подошла и открыла её. За дверью стояла матушка Ветровоск, из-за её плеча выглядывала мисс Тик.

— Благословен будь этот дом, — буркнула матушка таким тоном, словно давала понять, что при необходимости может и отменить своё благословение.

— Ага, может, и благословен, — согласилась нянюшка.

— Ну что, пед фекундис, да? — Матушка кивком указала на Тиффани.

— Похоже, тяжёлый случай. Стоило ей босиком пройтись по полу, как половицы пустили побеги.

— Ха! Чем лечитесь? — спросила матушка.

— Я прописала ей пару тапочек.

— Я в самом деле не понимаю, как могла произойти инкарнация, речь ведь идёт о стихийных духах, а это совершенно бес… — затараторила мисс Тик.

— Не умничай, мисс Тик, — перебила её матушка Ветровоск. — Я давно заметила, что ты начинаешь умничать, когда дела плохи, а толку от твоих умничаний никакого.

— Я просто не хочу волновать девочку, вот и всё, — ответила мисс Тик. Она взяла Тиффани за руку, ласково похлопала и сказала: — Не волнуйся, Тиффани, мы…

— Она — ведьма, — отрубила матушка. — Мы должны сказать ей правду.

— По-вашему, я становлюсь… богиней? — спросила Тиффани.

Надо было видеть их лица. Единственной, у кого не отвисла челюсть, была самодовольно ухмыляющаяся матушка Ветровоск. Она выглядела прямо как хозяин овчарки, которая только что выполнила какой-то сложный трюк.

— Как ты догадалась? — спросила матушка.

Доктор Хлопстел помог: «Инкарнация, или аватар, — земное воплощение божества». Но вам я этого не скажу, подумала Тиффани.

— А я догадалась правильно? — спросила она вслух.