Госпожа

За все свои двадцать лет на этой грешной земле Элеонор никогда так не волновалась. Даже ожидание вердикта судьи по пяти эпизодам угона авто, не было таким пугающим, как перспектива секса с самим Сореном. Она встретила Сорена, и ее подростковый план по лишению девственности как можно скорее разбился о блондинистую стену целибата ростом в шесть футов и четыре дюйма. Никакие заигрывания, мольбы и попытки соблазнения не смогли побудить Сорена к лишению ее девственности в пятнадцать или в шестнадцать, семнадцать... восемнадцать. У нее были большие надежды на девятнадцать, но и тогда он удержался. Годы спустя она, наконец, поняла, что он делал, заставляя ее так долго ждать. Он дал ей повод уйти от него. Очень веский повод. Он достаточно сильно любил ее, чтобы отпустить еще до того, как взял. И она любила его достаточно сильно, чтобы ждать.

Она дождалась его и теперь не была девственницей. Ее первая ночь с Сореном была такой же естественной, как и дыхание, такой естественной, что она не могла представить, что с кем-то еще сможет ощутить этот комфорт. Его руки - на ее руках, его губы - на ее губах. Он был единственным мужчиной, которого она хотела внутри себя... но Сорен был непреклонен, несгибаем.

- Ладно, я сделаю это, - наконец произнесла она в ту ночь, после почти часа спора с ним.

- Конечно, сделаешь.

- Но мне не понравится.

Сорен рассмеялся, и от этого смеха по ее рукам побежали мурашки.

- Элеонор, мы говорим о Кингсли. Хочешь ты того или нет, но тебе понравится.

С этими зловещими словами, звенящими в ее ушах, Элеонор следом за Сореном вошла в особняк Кингсли. Подчиняясь, она всегда ходила позади него. Она ходила позади него, говорила толькотогда, когда он разрешал, носила волосы так, как он просил, носила белое, когда они были вместе, как пара в мире Кингсли. Среди всех ограничений для нее, больше всего она любила эти моменты - вечера у Кингсли или в клубе, несколько безопасных мест, где ее видели с Сореном, и все знали, что она была его собственностью.

Они нашли Кингсли в передней гостиной, сидящего в кресле, одетого в черный костюм, отдаленно напоминающий эпоху регенства, и в черных сапогах для верховой езды. В одной руке он держал книгу, а во второй бокал вина. Она не могла припомнить, чтобы видела, как Кингсли просто сидит и читает. Кингсли был Королем Преисподней. Он никогда просто не сидел и ничего не делал. Если он не говорил по телефону, то был на встрече. Если не был на встрече, то был на порке. Странно, но видеть его с книгой на коленях и в очках в серебряной оправе после того, как он доминировал над женщиной и трахал ее, казалось более интимным, более откровенным. Кингсли Эдж, мужчина тайн и загадок, носил очки для чтения.

Он оторвался от своей книги - Les Trois Mousquetaires - и посмотрел ей в глаза. Его темные, длиной до плеч волосы, немного завивались, и каждый раз, когда она видела их распущенными, подавляла желание запустить в них пальцы.

- Я так рад, что вы пришли, - сказал Кингсли, непринужденно жизнерадостно, как и всегда. - Вина?

Он говорил только с Сореном, который налил себе вина и присел на кушетку. Он похлопал по бедру, и Элеонор опустилась на колени на пол и ждала у его ног. Положив подбородок на его колено, она молча слушала, как двое мужчин обменивались любезностями. Большую часть времени они говорили на французском друг с другом, даже в ее присутствии. Они всегда так делали с самого первого раза, когда она оказалась в их компании. Они болтали и болтали на французском, а она сидела и не понимала ни слова. Забавно, что большую часть времени сложно отличить поведение Доминанта от поведения «мудака».

- Твоя Малышка в настроении играть сегодня? - Кингсли переключился на английский. Элеонор даже не посмотрела на него. Если она посмотрит, то улыбнется и может все испортить.

- Нет, она сегодня в настроении играть в мученика.

- Мученикам запрещен доступ в мою постель. Только развратникам.

- Вот ты и скажи ей об этом.

- Могу я поговорить с ней наедине?

- Конечно. Буду ждать наверху. - Сорен легонько щелкнул ее по носу. Он всегда демонстрировал свои самые нежные жесты, когда она была не в настроении, чтобы наслаждаться ими. Опять же... Доминант и Мудак... Она уже начала думать, что эти два слова должны стоять вместе в тезаурусе.

Сорен покинул комнату, и Элеонор осталась на полу в ожидании приказов.

- Можешь сесть, - сказал Кингсли, снял очки и положил их на столик.

- Я и так сижу, monsieur.

- На кресло.

Элеонор переместилась с пола на кресло и скрестила ноги в лодыжках. Каблуки ее туфель отозвались вибрирующим стуком по мраморному полу.

- Ты нервничаешь.

- И о чем это говорит? - Элеонор заставила свои ноги твердо стоять на полу. Дрожь продолжилась, но уже внутри нее.

- Ты не должна нервничать, ma chérie.

- Вы собираетесь меня сегодня трахнуть.

- И больше, чем один раз.

- И поэтому я не должна нервничать?

- Тебя уже трахали.

- Только он.

- Если ты не нервничаешь, отдаваясь ему, тогда тебе нечего бояться.

- Что ж... - усмехнулась она, - возможно, вы правы.