Госпожа адмирал

– Ты еще выросла или это я от морозов усохла? – Надежда не умела по-другому, но, если честно, то и не надо, потому что именно такой ее Лиза и любила.

Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи, и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.

– С возвращением, Веточка!

«Веточка? Серьезно?!»

Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.

«Но не моя, а Елизаветы Браге!»

– Ты бы меня еще Люшечкой назвал! – фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.

– Вот, – сказала она, оборачиваясь к Марии, – прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!

– Два полковника в одной семье? – усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. – Мария Бесс, приятно познакомиться!

– Извини, Маша! – вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. – Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша на Мадагаскаре в Старой колонии в Тулеаре. По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!

Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила «из рук в руки», как мяч при игре в датский hЕndbold, который в СССР называли гандболом. Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.

– А это Петр, – представила его Лиза, – мой бывший муж.

– Это тот, которого ты поймала на своей кузине? – уточнила Мария, и настало неловкое молчание.

Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, просто Содом и Гоморра, а не девушка из интеллигентной семьи. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная, что сказать. Зато у Лизы, как известно, «ни стыда, ни совести», и слово для друга всегда найдется.

– Да, нет, – нарушила она повисшую над компанией тишину, – не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?

– Да, – вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. – Дружим... домами...

Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки, виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, «слово за слово» – «вы к нам, а мы к вам», – могли, в конце концов, и сойтись. Тем более, что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару, по большому счету, не держала, а, если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, – попробовала, так сказать, «на зуб», – да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж – в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом, Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль вглубь Лемурии. И, хотя по корабельному времени «Звезда Севера» провела на «той стороне» всего двадцать три дня, здесь, – на этой стороне, – оказывается, прошло пять с половиной месяцев.

– Давай, Варвара, поцелуемся, – наскоро обдумав сложившуюся систему отношений, великодушно предложила Лиза, – и зароем топор войны!

Варвара от неожиданности сбледнула с лица.

– Да, не бойся! – усмехнулась Лиза. – Это не заразное! Как спала с Петром, так и будешь!

В результате обнялись, и тут Надежда заметила то, на что другие не обратили пока внимания.

– Красивое кольцо, – сказала она, перехватывая на ходу Лизину руку, – и дорогое, поди, ужасть! А на безымянный палец ты его, Лиза, по рассеянности надела, или как?

– Или так, – не без удовольствия сообщила Лиза. – Замуж выхожу! За Рощина. Свадьба через неделю. Все присутствующие приглашены!

2

Шлиссельбург, Себерия, двадцать четвертое марта 1933 года

Рощин вернулся только наутро, если, конечно, считать утром полдень. Был непривычно бледен, шагал как-то излишне твердо, держался прямо, словно аршин проглотил. Взгляд остекленелый, речь замедленная, но при этом нарочито четкая. В общем, мертвецки пьян, но держится молодцом.

«Хорош!»

Впрочем, накануне Лиза ему сама разрешила, да и не судья она ему! Сама пьет, – прости господи! – как сапожник, хотя выглядит не в пример лучше!

– Прими душ, Вадим! – предложила она, но сразу же сообразила, что неправа. – Или, знаешь, что? Не надо! Иди спать, горемычный! Но к вечеру чтоб был, как огурчик! В оперу идем!