Гостья из другого мира

Два раза Катю навестил отчим, сам герцог Ричард Червинг, важный, строгий и сдержанный мужчина, прочитавший в первую встречу нотацию об её ужасающем поведении, а во второй раз пожелавший больше следить за манерами и словами, которые в последнее время его шокируют.

— Впрочем, как и всех, — сдержанно обронил герцог, изучая Катю пронзительным взглядом. — И пока ты, Кэтрин, не вспомнишь все свои манеры и правила этикета, из этого крыла не выйдешь, даже во двор на прогулку, — твёрдо заявил он.

Особо герцога Червинга расстроило то, что теперь о странностях падчерицы знает вся империя, поскольку гости, съехавшиеся на бал в честь её совершеннолетия и оказавшиеся очевидцами всего, что произошло в его доме за последние два дня, молчать не стали.

* * *

Иногда Катя пересекалась с молодым лордом Артуром Червингом, старшим сыном и наследником герцога от первого брака, которому поначалу и сама Катя, и все, что случилось с ней, было совершенно до лампочки, как поняла девушка. Обычно это случалось за семейным завтраком, обедом или ужином.

— Вы с ним не ладите, — пояснил Ники, маленькая малявка, о которой Катя всегда мечтала, и которая теперь ходила за девушкой хвостиком, несмотря на запрет герцога.

— Вернее, он тебя обычно не замечает, а ты его побаиваешься. То есть, — Николас хихикнул и поправился: — побаивалась. Сейчас видела лицо Арчи, когда ты поздоровалась с ним?

— Видела, конечно, — хмыкнула Катя. — Чуть часть ложки не откусил, когда варенье ел.

А потом они уже с Ники хихикали вместе, вспомнив ну очень удивленное лицо Артура, когда Катя ему сказала с милой улыбкой:

— Доброе утро, дорогой брат. И приятного аппетита!

Глава 6

Иногда Катя замирала под удивлённым взглядом Ники, закрывала глаза и думала, что сейчас откроет их и вокруг всё станет так, как она привыкла за шестнадцать лет, — ей всё ещё с трудом верилось, что у неё появилась семья — странная, своеобразная, совсем не такая, которую она когда-то себе представляла, но… всё же семья.

А потом она открывала сначала один глаз, потом — второй и натыкалась настороженным взглядом на заинтересованное лицо маленького мага, который воспринимал её манипуляции, как игру.

— А зачем ты так делаешь? — спрашивал мальчик и тоже закрывал глаза, а затем открывал их по-очереди. — Это игра такая? Мне нравится!

Ники носился вокруг Кати, а потом неожиданно замирал и открывал глаза. И Катя, к месту, вспомнила про игру «Море волнуется».

— У нас нет моря, — озадачился Ники, когда Катя объяснила, что такое «море». — Наверное, они есть в других империях, но мы никогда не видели их. Они находятся очень далеко. У нас есть океан, но он во власти чудовищ, и мы тоже никогда не плавали по океану. Мы только летаем над ним на кораблях.

— Ай, неважно это! Просто игра так называется. И мне нравится это название. Оно из… — Катя вздохнула, — в общем, оно классное! Давай играть!

И они играли. Катя закрывала глаза, Ники замирал, когда она открывала, а потом вместе хохотали, когда землянка не могла отгадать ни с первого, ни со второго раза загаданную мальчиком фигуру.

Несколько дней Катя наблюдала за леди Элинор, которая приходила к ней больше по обязанности, чем по желанию; за отчимом, вечно читающим нотации; старшим братом, практически не замечающим её. И сделала вывод, что ей повезло только с младшим братом — единственным, кому она была интересна и кто души в ней не чаял.

Катя интуитивно чувствовала, что попала в чужой необыкновенный мир ненадолго, что является в нём гостьей, а значит нужно что-то менять в этой семье, а то всё чудо-чудное, внезапно случившееся с ней, не принесет той радости и теплоты, о которых она мечтала столько лет.

Поэтому девушка ластилась к удивленной красавице миледи, для которой главным в жизни являлись не собственные дети, а то, чтобы на приёме у короля платье было самым красивым и идеально сидело на точеной фигурке, а драгоценности — самыми изящными и дорогими и непременно подходили к платью и причёске.

Миледи Червинг сначала удивлялась непривычно ласковой дочери, ранее сдержанной и замкнутой, поначалу раздражаясь от объятий и поцелуев, которые портили причёску и мяли платье. Тем более, младший сын всё повторял за сестрой, и платье мялось ещё сильнее. Но миледи Червинг мужественно терпела повышенное внимание к себе детей, боясь обидеть Кэтрин.

И постепенно леди Элинор привыкла к поведению детей и уже без поцелуя и «обнимашек», как говорила Катя, с утра не представляла начало дня, — искренняя любовь девушки подкупала и задевала неизвестные ранее струны в эгоистичном сердце миледи.

— Доброе утро! Обнимашки, милая! — леди Червинг и сама стала повторять это непривычное слово за дочерью, когда они обнимались. Правда, зорко следила, чтобы мужа не было рядом, так как была уверена — странное слово, да и не только оно, сильно шокируют чопорного герцога.