Гостиница тринадцати повешенных

– Но не желая лишать вас средств, господа, – продолжал командир Двенадцати шпаг дьявола, – предупреждаю, что с вашей стороны было бы безумием рассчитывать на вашу ловкость… или же на удачу! Конечно, нам отлично известно, что ловкачи Исаака де Лафемаса… наемные убийцы Ришелье – превосходные мастера клинка… они умеют убивать. Но мы умеем убивать еще лучше… и докажем вам это!.. Ну же, господа, выбирайте, кто вас убьет?

Было столько убежденности – холодной, суровой, без всякого хвастовства – в голосе Темпуса, что Бальбедор и д’Агильон снова вздрогнули. Но это содрогание было мимолетным и на сей раз – в те времена, зачастую за неимением других качеств, многие обладали умением идти на смерть храбро.

– Хорошо, – произнес шевалье, грациозно вынимая шпагу, – примеру его последовал и виконт, – мы с моим другом обречены… и нам не остается ничего иного, как только заставить вас дорого заплатить за победу, господа. Но прежде позвольте сказать вам два слова… обычно в этом не отказывают приговоренным к смерти… Возможно, и вы не откажетесь сообщить нам, кто вы такие, господа? Вам известно, кто мы… видимо, именно поэтому вы горите таким желанием перерезать нам горло, мы же вас не знаем. Позвольте же нам, по крайней мере, унести с собой в ад ваши имена, не так ли, д’Агильон?

– Совершенно справедливо! – подтвердил виконт.

Говоря это, ловкачи переводили насмешливый взор с лица господина Темпуса на каждого из его двенадцати товарищей, которые бесстрастием своим напоминали тринадцать кариатид.

– Что же до этого негодяя, – продолжал презрительно шевалье, указывая на Гонена, – то нам он мало интересен. Если не ошибаюсь, я где-то слышал, что прежде он сидел в тюрьме за оскорбление кардинала-министра, а затем был помилован его преосвященством, поэтому нет ничего удивительного в том, что он снова взялся за темные дела! Подобные типы неисправимы!

Гонен побледнел; он открыл было рот, чтобы возразить, но Темпус сделал ему знак молчать, и бывший фигляр удержался от реплики.

– Вы желаете знать, кто мы, – сказал командир Двенадцати Шпаг Дьявола, – и вы совершенно правы: следует знать, по крайней мере, чья рука вас поразит. Я Жан Фарин[16], адмирал 2-го ранга. Этих же господ зовут: Леперк, Даррагон, Гислен, Ренар, Дилье, Бурье, Тибо, Лагард, Монбрион, Валетон, Шамбоне и Друэ; все они – капитаны 1-го ранга, или капитан-лейтенанты из Ла-Рошели.

Жан Фарин молчал, а Бальбедор и д’Агильон, в высшей степени изумленные, все еще его слушали.

– Но что может быть общего, – воскликнул наконец виконт, – между перечисленными вами личностями, господин Жан Фарин, вами самим, и теми, что устраивают засаду, словно браво[17]

, на постоялом дворе для того, чтобы там убивать проезжих… и затем, конечно, их грабить? Разве, мои дорогие господа, морская служба идет так плохо, что вы вынуждены прибегать к столь гнусному ремеслу в окрестностях столицы?

Эта грубоватая шутка, сопровождаемая громким смехом шевалье, казалось, ничуть не обидела тех, кому предназначалась.

– Господа, – продолжал все тем же спокойным тоном Жан Фарин, – вы теперь знаете, кто мы… и, стало быть, мы могли бы избавить себя от дальнейших объяснений касательно того, чего мы желаем. Но нас ничто не торопит, и наша снисходительность снизойдет к вашему любопытству. Слушайте же. Ла-Рошель всегда была свободным городом, повинующимся только своим законным властям и сбрасывающим с себя попеременно иго то англичан, то французов, когда те осмеливались посягать на его льготы и привилегии, которые Людовик XI лично, на коленях перед нашим мэром, клялся уважать[18]. Однако, несмотря на торжественное обещание, данное этим мудрым королем, один из его потомков, Франциск I, и затем, пятьдесят лет тому назад, герцог Анжуйский, пытались вновь посягнуть на нашу свободу. Франциску I мы дали золота, и он отказался от своих планов; герцогу Анжуйскому мы сопротивлялись восемь месяцев… и он наконец бежал, оставив мертвыми у наших стен двадцать тысяч своих солдат. Теперь, несмотря на эти великие примеры, Людовик XIII, в свою очередь, по внушению испанской фракции и по совету честолюбивого министра, снова начинает нам угрожать.

«Что ж, если у нас не остается никакого другого пути к спасению, кроме естественной, законной и необходимой защиты, мы готовы вновь взяться за оружие, чтобы противостоять насильственному и несправедливому преследованию: готовы присоединиться к королю Великой Британии, обещающему нам, взяв добрых людей в свидетели и Бога – в судьи, помощь и расположение, которыми пользовались некогда наши отцы»[19].