– А пока… вы не отправите одного из ваших слуг к Гратьену, сказать, что мы уезжаем.
– Я схожу сам, господин маркиз… Не волнуйтесь, ваши лошади не скучают в моей конюшне… они там в большой компании.
– В большой компании? Что это значит?
– У меня со вчерашнего дня стоит барышник, который едет в Париж с сыновьями и одним своим другом, чтобы продать там двенадцать великолепных лошадей.
– Барышник?
– Да… К несчастью, бедняга прихворнул… даже очень… лежит теперь в постели… и я даже не знаю, когда он поправится. Феррольский доктор, за которым посылали, уверял, что это опасно. Пойду предупрежу Гратьена, господин маркиз!
– Барышник! – пробормотал Жуан, когда трактирщик удалился.
Иногда для понимания того, что следует, бывает достаточно и одного слова. То был именно такой случай. Едва мэтр Гонен упомянул о барышнике, Жуан тотчас же вспомнил о произошедшем накануне в особняке Шеврез и так его поразившем, что он даже рассказал об этом наутро Паскалю Симеони. Тот человек, которого он застал с герцогиней де Шеврез и графом де Шале – не с самым, как ему показалось, католическим лицом, – тоже был барышником, по крайней мере, по заверению мадам де Шеврез. И вот теперь, в нескольких часах езды от Парижа, он снова слышал о неком барышнике. Уж нет ли в этом совпадении чего-то такого, что должно его обеспокоить?
То, что мы вынуждены были пояснять несколькими строчками, в голове у Жуана промелькнуло мгновенно. И будь молодой человек один, он, конечно, проверил бы свое подозрение. Но Бибиана, прощаясь, щебетала подле него как птичка; но его ждал Гратьен с лошадьми… но вернувшийся в зал мэтр Гонен говорил, наполняя стакан:
– На дорожку, господин маркиз, на дорожку.
Словом, разоблачительное озарение угасло, предчувствие развеялось.
Кроме того, еще одному обстоятельству суждено было отвлечь внимание Жуана де Сагрера от занимавшего его предмета. Два всадника подъехали к воротам гостиницы «Форсиль», вопя во все горло:
– Э-гей-гей! Есть ли кто в доме, чтобы принять нас и наших лошадей? Эй! Вы там, скорее! Мы умираем с голоду и холоду!
– Сейчас, господа, сейчас! – суетился Гонен, тогда как Жуан говорил, смеясь, Бибиане:
– Решительно, ваши кузены-лакеи все еще никак не войдут в курс… Где же господа Анисет и Гильом запропали, что твоему отцу приходится одному встречать путешественников?
Бибиана молчала.
Всадники соскочили со своих лошадей в тот самый момент, как Жуан вышел из большого зала.
Лишь в этот миг он их узнал.
Они довольно почтительно ему поклонились, он же, вернув им не столь почтительный поклон, вскочил в седло и намеревался уже пришпорить лошадь.
– Кто эти дворяне, господин маркиз? – шепотом спросил подбежавший к пажу Гонен, передавая поводья подскочившим наконец господам Гильому и Анисету.
Жуан пожал плечами.
– Не самые важные птицы! – отвечал он тем же тоном. – Шевалье де Бальбедор и виконт д’Агильон.
– А! Друзья господина де Лафемаса, не так ли?
– Да. Прощайте!
И послав последний воздушный поцелуй Бибиане, Жуан де Сагрера пустил лошадь галопом.
Он и не догадывался, что, назвав мэтру Гонену имена двух всадников, он собственноручно подписал им смертный приговор.
Глава III
О необычном десерте, который мэтр Гонен преподнес господам де Бальбедору и д’Агильону
– Черт возьми! – говорил шевалье де Бальбедор своему другу, усаживаясь вместе с ним к камину в большом зале гостиницы «Форсиль». – Я едва не окоченел! А вы, виконт?
– А у меня застыла кровь в жилах, шевалье!
– Э! Да ведь мы проделали за утро двенадцать лье, не считая тех, что нам придется преодолеть, чтобы добраться до Парижа. И все это лишь затем, чтобы вырвать какую-то жалкую сотню луидоров у моего скряги-дядюшки! Фи! Что за стыд! Игра-то не стоила свеч.
– Да уж, ваш дядюшка не слишком к вам щедр, шевалье! Но и сотня луидоров, впрочем, тоже деньги, когда в кармане нет и ста ливров.
– Конечно! О! Как же я поиграю на них вечером в кости, в кабаке Рибопьер… а пока, позвольте предложить вам приличный обед, виконт, если, конечно, мы найдем здесь что-нибудь приличное! Но что это вы там делаете, любезный? Зачем вы запираете ставни посреди дня? Уж не намерены ли вы уложить нас спать? Ха-ха! Прежде угостите нас обедом, по крайней мере!
Эта речь шевалье де Бальбедора относилась к хозяину гостиницы и была вызвана весьма странным его поступком. Как только Жуан де Сагрера исчез из виду, мэтр Гонен подошел к своей женушке и шепнул ей на ухо:
– Ступай с Бибианой наверх, в твою комнату, и, что бы вы ни услышали, не шевелитесь ни одна, ни другая! Поняла?
– Поняла! – отвечала Марселина.
И, позвав Бибиану, которая, застыв на крыльце, пыталась различить вдали фигуру своего доброго друга Жуана, толстушка взяла ее за руку и увела с собой.
Затем очередь дошла до слуг, Гильома и Анисета, которым хозяин также отдал шепотом несколько указаний, сопровождаемых весьма выразительными взглядами, бросаемыми украдкой на путешественников.