Гостиница тринадцати повешенных

– Да это просто волшебство! – вскричал Гребильяк. – Как! Всего нескольких капель, которые вы дали ему выпить…

– Хватило, чтобы он протрезвел.

– Вот драгоценное средство против пьянства! – вскричал Мирабель. – И оно у вас тоже от вашего факира?

– Да, тоже от моего факира. Не угодно ли?

– О! Охотно! Сколько оно стоит?

– Для всякого другого – десять луидоров. Для вас – ничего.

Паскаль любезно протянул пузырек Мирабелю.

– Ах! Теперь я больше не удивляюсь, господин Симеони, что вы не пьянеете! – произнес Бертони. – У вас всегда в кармане запас противоядия!

– Которое я всегда готов предоставить друзьям. Сам же я обладаю достаточной силой воли, чтобы не позволить вину победить меня. В дорогу, Ла Пивардьер!

– Как! Неужели вы решительно отказываетесь бороться со мной? Но если вы боитесь помять свой прекрасный костюм, то что вам мешает снять его… и после надеть… если только вы будете в состоянии.

Это говорил Вергриньон, который, по знаку командира, возобновил свои притязания. Пока все с любопытством рассматривали пузырек с лекарством, Вергриньон вытащил из угла комнаты массивный дубовый стол и уселся на нем с ногами, на манер портных, загородив таким образом выход из комнаты.

Паскаль Симеони и бровью не повел.

– А! – произнес он, посмотрев на толстяка-нормандца так, как смотрят на любопытного зверя. – Так это у вас идефикс, господин де Вергриньон? Непременно хотите испытать силу моих мускулов?

– Да.

– И взобрались на стол для того, чтобы торжественнее вызвать меня на бой?

– Да.

– Что ж, я согласен… Постойте! Я согласен показать вам, чему я в этом плане научился у моего факира! Держитесь крепче!

И прежде чем Вергриньон или кто-то другой из присутствующих смог предугадать его намерение, Паскаль, взявшись рукой – всего лишь одной рукой, правой – за толстую ножку стола, поднял его на высоту человеческого роста с такой легкостью, словно то была самая тонкая дощечка, а человек на ней – спеленутый ребенок.

Мы говорим «на высоту человеческого роста»; Паскаль же был очень высок, а читатель соизволит припомнить, что комната, где происходил ужин, была с низким потолком.

Паскаль не подумал об этом, предположим мы, и, поднимая стол, сильно ударил Вергриньона головой о потолок.

– Ай! – закричал тот, приплюснутый таким образом. – Довольно!.. Довольно!..

– Разве вам там, наверху, не хорошо? – хладнокровно поинтересовался Паскаль.

И его железная рука все более и более приподнимала стол.

А несчастный кадет, в тщетных усилиях освободиться от этой пытки, словно под прессом, все более и более сплющивался, повторяя уже едва внятно: «Довольно!.. Довольно!..»

Ловкачи же как и их командир, застыв на местах, на миг отеряли дар речи.

Наконец, натешившись, Паскаль опустил руку и поставил стол на пол.

Вергриньон, скорчившийся, посиневший, задыхающийся, походил на раздавленную жабу при последнем издыхании.

– Ну что, Ла Пивардьер, пойдем уже? – сказал Паскаль. – До свидания, господа.

И, простившись с хозяином и его друзьями, охотник на негодяев спокойно вышел из зала, под руку с Антенором.

Глава VI

Трио демонов

Если бы проклятиями можно было уничтожить человека, то, конечно, Паскаль Симеони был бы недалеко от своей погибели по выходе из кабака «Крылатое сердце». Но проклятия бессильны. И это к счастью, потому что злодеи – а лишь они их используют и злоупотребляют ими – вскоре уничтожили бы весь мир.

Сильное волнение последовало в кабаке Рибопьера после ухода Паскаля, наложившего на Вергриньона столь странное наказание. Некоторые из ловкачей с криками окружили нормандского кадета, который уже начал приходить в себя. Другие, не менее крикливые, обступили командира, спрашивая, какую месть придумает он этому грубияну, который в виде шутки позволяет себе делать из человека лепешку! Но следует отдать Лафемасу должное; он выглядел не более тронутым криками одних, чем жалобными стонами других.

Возможно, он говорил себе, мысленно, что Паскаль Симеони в конечном счете заслуживает скорее одобрения, нежели порицания. Его хотели задушить, а он только придавил своего противника, и был, несомненно, вправе это сделать.

Даже будучи негодяем и исполнителем темных замыслов кардинала де Ришелье, Исаак де Лафемас не переставал оставаться человеком здравомыслящим.

Во время этого смятения Рибопьер, хозяин кабака, протиснулся сквозь шумную толпу и подал амфитриону письмо.

– От кого? – спросил Лафемас.

– Не знаю, сеньор, – отвечал кабатчик. – Мне передал его лакей, который ждет ответа. Лакей, как видно, из хорошего дома, он ждет в большом зале.

Лафемас распечатал письмо и прочел следующее:

«Вы преданы кардиналу-министру; вы любите золото. Хотите оказать его преосвященству полезную услугу? Хотите получить двадцать пять тысяч ливров? Вам немедленно будут предложены гарантии и задаток».

Подписи не было. Кто бы мог писать ему такое? Друг или враг? Было это дело или же западня?