Гостиница тринадцати повешенных

– Меня заставляет так полагать все… и ничего…

– Это много, но недостаточно.

– Напротив… для вас этого должно быть более чем достаточно. А теперь слушайте крайне внимательно: если герцогиня и граф стоят слишком высоко, чтобы вы могли следить за ними, есть один человек, через которого вы сможете напасть на желанный след.

– И кто же он?

– Человек, который предан господину де Шале душой и телом. В этом я убеждена! Побывав в замке Флерин – куда, вероятно, он ездил к матери графа, за получением от нее инструкций, – этот человек, угадав во мне врага своего господина, не побоялся нанести мне смертельное оскорбление для того, чтобы увидеть мое лицо.

– Имя этого человека… знаете ли вы его имя?

– Всегда можно узнать то, что хочешь узнать. Во время нашей с ним встречи в одной хижине, по дороге из замка Флерин, он сказал мне, чем занимается. Этого было недостаточно. Мой слуга поджидал его у городских ворот… проследил за ним. Его зовут Паскаль Симеони; а сам он называет себя «охотником на негодяев».

Невольный крик вырвался из груди Лафемаса.

– Паскаль Симеони! – повторил он.

– Вы его знаете? – спросила Татьяна.

– Знаю ли я его? Да, конечно! То есть еще минуту тому назад я его знал только как человека, в котором инстинктивно чувствуешь опасного противника!.. Но благодаря вам, сударыня, теперь… А! Так Паскаль Симеони, охотник на негодяев, предан графу де Шале… и вместе с тем соглашается, чтобы я представил его монсеньору де Ришелье! Он ужинает со мной… и с моими друзьями в «Крылатом сердце»! Да, да, я понимаю: этот пройдоха столь же хитер, сколь храбр и силен! Готовясь со своим господином объявить войну кардиналу, он желал запастись свободным входом в наш лагерь! Хитрая тактика! Но теперь мы вас разгадали, господин Паскаль Симеони, и с этой поры нам будут понятны каждое ваше слово, каждое ваше движение! Ах, сударыня, хоть я и не собираюсь пренебречь теми двадцатью пятью тысячами ливров, которые вы мне предложили за эту услугу, но уверяю вас, что я был бы готов служить вам бескорыстно, потому что сам ненавижу этого человека! Да, ненавижу! И с вашей помощью вскоре растопчу его в прах! Нет!.. Мы лучше привяжем его к концу веревки!

Лафемас вновь принялся расхаживать взад-вперед по гостиной, хлопая рукой то по одному, то по другому предмету обстановки, закручивая кверху усы, то и дело поправляя шпагу, смеясь и разговаривая с самим собой, словом – предаваясь всем проявлениям крайней, самой неожиданной радости.

Между тем Татьяна хотела получить у него хоть какие-то пояснения касательно его отношений с Паскалем Симеони, но не успела она открыть и рта, как Лафемас резким, хотя и почтительным жестом остановил:

– Позднее… в другой раз я вам расскажу все, что вы хотите знать, сударыня. После того, что сообщили мне вы, я не вправе что-либо скрывать от вас. Уже вечер, время позднее; вам не кажется, что нужно лучше условиться о наших действиях… против главного объекта ваших горьких воспоминаний? Ведь Паскаль Симеони интересует вас постольку-поскольку, не правда ли? Он всего лишь статист в этой драме… стало быть, мы всегда успеем им заняться… Но граф Анри де Шале! О, это совсем другое дело. Ха-ха-ха! Кажется, я вполне уловил вашу мысль, сударыня. «Запечатлеть последний поцелуй ненависти на его холодном челе… Скорее увидеть его мертвым, нежели в объятьях другой». Это представляется мне довольно-таки ясно… Значит, вы решились на все?

– На все! – глухо повторила Татьяна и добавила, пристально посмотрев на Лафемаса: – На все, кроме откровенного убийства.

– Тогда договорились, черт возьми! Фи!.. Зачем убивать! Такой способ годится только для простых людей. Но граф де Шале… вельможа, состоящий в заговоре против государства, против первого министра… должен умереть прилюдно… обезглавленным на эшафоте!

Татьяна вздрогнула.

– Что ж, – продолжал кровожадный человек, – мы подумаем над тем, как передать в руки палача одну из благороднейших голов Франции!.. Как мы это сделаем… это уж, как вы правильно сказали, сударыня, мое дело… и, поверьте, я не пожалею сил, чтобы с честью выйти…

Лафемас умолк. В гостиную вошла Катя, крепостная.

– Что еще? – резко спросила Татьяна.

– Простите, барыня, но здесь один молодой человек, и он настойчиво добивается разговора с вами.

– В десять часов вечера! Странное время для визита. Как зовут этого молодого человека?

– Кроме вас, он никому этого не желает сообщать.

– В самом деле! Как думаешь, Катя, я его знаю? Тебе он знаком?

– Мне кажется, госпожа, я его видела месяцев пять или шесть тому назад, когда вы жили рядом с Лувром. Впрочем, предвидя, что вы, быть может, откажетесь принять его так поздно, он просил вас вспомнить историю потерянного портрета.

– Потерянного портрета!

Татьяна вдруг захлопала в ладоши, как будто припомнила нечто интересное.

– Я знаю, я знаю, кто этот молодой человек! – вскричала она. – Но что ему нужно? Зачем он хочет меня видеть? – продолжала она вполголоса.

С самого начала этого разговора Татьяны со своей горничной Лафемас из приличия откланялся, но русская, казалось, не обратила внимания на его прощальный поклон.