Гостиница тринадцати повешенных

Дочитав письмо, Анри тихо проговорил:

– Дорогая матушка! Все та же, беспокоящаяся всегда и обо всем без всякой причины. У нее предчувствия! Инстинкт, который говорит ей против какого-то господина Фирмена Лапрада… Бедная матушка, предчувствуешь ли ты, что твой сын несколько дней тому назад… из угождения своей возлюбленной… и по одному ее слову… поставил на карту и жизнь, и честь, и все состояние? Ах! Предчувствия, инстинкты! Все это глупости!

В эту минуту слуга снова вошел в уборную.

– Кто там еще? – спросил Шале.

– Господин маркиз де Пюилоран.

– Пюилоран здесь?

– Да, монсеньор, и с ним еще какой-то господин, которого он желает представить вашему сиятельству.

– Что еще за церемонии! Этот милый Пюилоран может представлять мне кого ему угодно. Пусть войдет! Пусть войдет! Благодарю, Робер, – обратился он к посланнику графини. – Надеюсь, вы не сразу же возвращаетесь во Флерин?

– Как прикажет монсеньор.

– Ну, так я прикажу, чтобы вы отдохнули часа два, пока я приму моих друзей и напишу матушке ответ. Ступайте!

Робер поклонился и отступил в сторону, за портьеру с фламандским пейзажем, давая проход маркизу Пюилорану, с которым был некий молодой человек, одетый во все черное.

– Здравствуйте, маркиз, здравствуйте! – вскричал Шале, пожимая руку своему другу и любезно отвечая на глубокий поклон незнакомца. – Каким ветром вас занесло ко мне так рано?

– Ветром признательности, дорогой граф!

– Полноте! Не обязал ли я вас чем, сам того не зная? Тем лучше, черт возьми! Заранее готов признать за собой этот благородный поступок…

– На который вы всегда способны… мой добрый Шале. Но теперь дело идет не о вас, а вот об этом господине, который спас меня от верной смерти, когда месяца два тому назад, на Новом мосту, на меня напала толпа пьяных студентов… Теперь же, желая доказать ему мою признательность, я пришел просить вас принять его под свое покровительство, хотя, впрочем, достаточно было бы назвать вам его имя, чтобы возбудить к нему вашу симпатию. Имею честь представить вам господина Фирмена Лапрада, племянника барона де Ферье.

– Господина Фирмена Лапрада! – повторил с удивлением граф, слушавший до сих пор с приветливой улыбкой вступительную речь своего друга.

В самом деле, как было не удивиться графу, когда вслед за только что прочитанным письмом этот Фирмен Лапрад вырастает перед ним как из земли?

Однако Пюилоран и Лапрад, тоже приведенные в некоторое смущение этим странным восклицанием, вопросительно смотрели на графа, который, в свою очередь, рассматривая молодого адвоката, не нашел в нем ничего такого ужасного, о чем писала ему мать… Напротив: Фирмен Лапрад хотя и не был хорош собой, но не был и дурен. Взгляд у него был живой, открытый, веселый; держал он себя прямо, без аффектации и униженности… конечно, ему внушили уже, как держать себя перед графом.

Одним словом, граф де Шале походил в эту минуту на ребенка, которому нравится именно то, что ему запрещено.

– Господин Фирмен Лапрад, – промолвил он, подходя к адвокату, – вы ведь недавно были у моей матушки в замке Флерин, с господином вашим дядей, не так ли?

– Да, господин граф, я имел честь быть представленным графине.

– Которая обещала барону де Ферье написать ко мне по этому поводу?

– Действительно, графиня была так добра…

– Ну, вот вам и причина моего удивления.

Шале указал при этом на письмо графини, лежавшее на столе.

– Исполняя данное обещание, матушка написала ко мне, и я получил ее письмо сегодня утром… даже несколько минут тому назад… и все мои мысли были еще заняты этим письмом, в котором матушка, со слов вашего дяди, описывала мне все ваши… достоинства, когда маркиз представил мне вас.

Это не совсем правдоподобное объяснение было, конечно, скромно принято Фирменом за чистую монету, хотя он и понял, что граф лжет. Все сели.

– Впрочем, – продолжал Шале, весело обращаясь к адвокату, – вам достаточно было бы иметь в руках одного такого ходатая, как маркиз де Пюилоран, чтобы покровительство моей матушки оказалось совершенно уже излишним.

Фирмен Лапрад улыбнулся.

– Любой безвестный адвокат почел бы за счастье находиться в руках такого вельможи, как господин маркиз де Пюилоран, никогда не осмеливаясь даже и помыслить держать его в своих.

Граф рассмеялся.

– А вы скромны, господин Фирмен Лапрад, – произнес он.

– Скромен с теми, кто по рангу выше, монсеньор, и очень горд с низшими.

– А!.. Вы к тому же еще и откровенны!

– Не должен ли я говорить правду перед тем, у кого ищу покровительства?

– Справедливо. Итак, чего бы вы желали? Места в парламенте? Так для этого вы еще слишком молоды.

– А парламент слишком стар. Нет, монсеньор, если позволите, то я буду просить у вас чего-нибудь другого.

– И чего же?

– Боже мой! Мечты мои слишком честолюбивы, чтобы вы согласились осуществить их, почти меня не зная…

– Посмотрим, что же это за мечты? Говорите без страха.

– Ах! Если я и ощущал некоторый страх, то он совершенно уже рассеялся при одном лишь взгляде на вас, монсеньор. Вы из тех людей, которые внушают к себе любовь, преданность, но не страх.