Государева крестница

— Больно языката, как я погляжу! — крикнул гневно. — Я-то тя не обидел, невежа!

— Сам таков! — пронзительно закричала она ему вслед. — Научись сперва с девицами разговаривать, а уж после знакомься!

Здесь, недалеко уж от Неглинки, где Тверская круто спускается к Китай-городу, было посвободнее, и он пришпорил коня, донельзя огорчённый тем, что девица-красавица оказалась сущей язвой. Позади оглушительно ударили в литавры, а потом послышался вдруг взрыв шума и гвалт, он обернулся — каурая кобылка летела по серёдке улицы, дробно молотя копытами по плахам мостового настила и кидая таратайку со стороны на сторону. Упущенные вожжи мотались по воздуху, а сама девица — видно было — едва удерживалась на сиденье, вцепившись в закраины кузовка. Прохожие разбегались в стороны, визжали бабы, с кудахтаньем сыпались куры из опрокинутой корзины, двое мужичков попытались словить ошалевшую кобылёнку, но не преуспели, будучи явно в подпитии. Не на шутку испугавшись, — вот-вот убьётся насмерть, экая дурёха, чего браться, коли не умеешь! — Андрей вздёрнул коня на дыбы, одновременно разворачивая назад, и бросил навстречу и наперерез. Соскочив с седла в тот самый миг, как лошади должны были столкнуться, он ухитрился поймать каурку за узду и осадил, задирая ей голову. Лошадь, уже вся в мыле, мелко дрожала, он успокаивающе потрепал её по холке, подобрал вожжи и сделал шаг к таратайке, чтобы отдать их горе-вознице, которая — теперь уже ни кровинки в лице — смотрела на него круглыми глазами; и тут кобыла опять рванула, поддав задом, да так, что он, с намотанными на руку вожжами, зацепился каблуком за выступающий торец плахи и упал прямо под колесо. Андрея ударило сразу в грудь и в голову, показалось даже, будто что хрустнуло, и последним, что он услышал, был истошный девичий визг откуда-то сверху.

2

В году от сотворения мира семь тысяч восемнадцатом, по латынскому же еретическому счислению одна тысяча пятьсот десятом, прославленный фряжский зодчий Алевиз завершал в московском кремле возведение храма во имя Михаила Архангела — великокняжеской, а позже и царской усыпальницы. Однажды, обходя работы, он увидел в углу мальчонку-подносчика, который, пренебрёгши прямым своим делом, ладил какую-то словно бы игрушку. Мастер хотел было поучить нерадивого тростью, но, подойдя ближе, изумился: из досочек, кругляшей и бечёвки паренёк сладил некое устройство, при помощи коего одним пальцем легко поднимал цельную шестивершковую плинфу на высоту верстака. Устройство было знакомое, подобные давно употреблялись в западных странах, но на Москве их не было, здешние строители привычно обходились более простой «векшей». Будучи спрошен, откуда сие, мальчонка виновато шмыгнул носом и ответствовал: «Не прогневайся, господине, сам измыслил...»

Возвращаясь по окончании работ на родину, Алевиз испросил разрешения великого князя взять с собой несколько русских посмышлёнее, дабы сделать из них наипаче добрых мастеров. Добрые мастера были Василию Иоанновичу нужны позарез — строение на Москве предполагалось большое, а выписывать строителей из чужих краёв казне выходило накладно. И согласие на вывоз подданных великого государя было дано.

Так Михалко попал в Италию, откуда воротился спустя десяток лет уже зрелым мужем — одетый по-иноземному и бритый, как нехристь. Впрочем, всё устроилось: платье Михалко сменил, оброс бородой, как положено на Руси, а вскоре и женился. Соседи, однако, продолжали дразнить его фрязином; под этим же уличным прозванием и был он занесён в писцовую книгу.

Недолго спустя после женитьбы явился к нему дворцовый служитель с повелением предстать пред государем. Михалко предстал, великий князь был не в духе, хмуро поглядел на коленопреклонённого мастера:

— Пошто, смерд, медлил на Москву воротиться?

— Учился я, государь, хотел как лучше... чтобы честью послужить твоему Величеству.

— Ну и чему выучился?

— Строительному делу, государь, на то и взят был. Мурованью кирпичному, каменосечной хитрости, знаю, как свод исчислить, какой камень к чему годится... много чего. Ещё махины разные розмысливать умею.

— Какие ещё махины? Замок хитрый сладить можешь?

— Так, государь. Замок, он тоже махина. Такой слажу, что ни един тать не отомкнёт!

— Ну ин ладно. Понадобишься — кликнем, а покудова стройся, обзаводись, детей рожай. Оружейному делу тоже обучили тя?

— Нет, государь, того не было.

— Ступай! Родится сын — оружейником пущай будет, оружейники свои державе тоже потребны.