Готика. Провинциальная версия

Все происходило, как в кино. Наплыв. Крупный план. Откат. Яркая, словно взрыв, вспышка света, разорвавшая на мгновение пелену густого, как гороховый суп, тумана. Контуры предметов расплываются. Новая сцена. И ощущение нереальности довлеет!

Павел, вытянув в окно шею, осторожно посмотрел направо. Секунду назад там стоял человек с автоматом. Никого! Он посмотрел налево. Потом снова направо. Осмелев, он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Человек лежал на земле, раскинув в сторону руки, выставив в небо подбородок, и не двигался. Черная кожаная куртка пробита в проекции сердца. Края дыры – чуть запачканы кровью. Павел удивился тому, что сумел рассмотреть эту в общем-то не бросающуюся в глаза деталь, и тут же захлопнул дверь – не время думать о тех, кому его помощь уже не нужна. Пора подумать о себе.

Что делать? Но отвечать на этот вопрос никто не собирался.

В этот момент снова распахнулась дверь – та, что со стороны пассажира, и в машину ввалился незнакомец, и заорал ему в ухо:

– Двигай, сука, уезжай, мать твою!

Не отдавая себе отчета в том, что он делает… и что следует делать, рука сама повернула ключ зажигания.

– Быстрее! Время!

“Время! – усмехнулся Павел про себя. – Оно, будто пудинг: упругое, плотное, нерастяжимое, подрагивающее, густое, с кислым медным привкусом. Режь его ножом!”

– Я – псих? Значит, ты, сука, считаешь, что я псих? Я? – повторял Фришбах.

Пренебрегая стальным острием, что плясало в сантиметре от его кадыка и изредка, но больно кололо и царапало чувствительную кожу, Павел сжал левую кисть в кулак и ударил.

– Получи! – выдохнул он.

– Ой! – по-женски взвизгнул Фришбах.

Удар получился не удобным. Павел бил через себя, через свою грудь, неуклюже разворачивая левое плечо, выводя его вперед и стараясь в то же время не напороться на сталь, задевая самого себя по подбородку и по тому же правому плечу, которым он давил на врага. Но ударил он точно! И в первый раз, когда попал в нос – немного снизу вверх, так, как будто вздернул того за ноздри, и во второй, и в третий, и хотя удары не оглушили Фришбаха своею тяжестью, не послали его в нокдаун, но, по крайней мере, ослепили вспышками острой боли. В какой-то момент Павел почувствовал, напряжение в руке, державший нож, исчезло. Тогда, не давая опомниться ни своему противнику, ни себе, он нанес еще один удар – такой же короткий, без размаха и амплитуды, как и первый, и второй, и третий, но более резкий и прицельный. По горлу. Сбить дыхания, спровоцировать тот не поддающийся контролю спазм бронхов, когда боль парализует, а неуправляемый, неудержимый кашель начинает трясти тело, в миг обессиливая его. Такой удар, Павел знал, если он удастся, решит исход поединка. Своей цели он достиг! Лезвие ножа, описав в воздухе плавную дугу, перестало угрожать.

Павел по-прежнему держал руль одной рукой и, одновременно опираясь на него, выворачивал его вправо, а левой – бил, быстро, хаотично, слабо, куда попало, бил, бил, не обращая более внимания на то, что происходит на дороге. Беспорядочно. В лицо, в грудь, в живот. Через искаженные в уродливой улыбке губы лились потоки вспененной слюны. Сдавленные звуки, то ли стоны, то ли глухая непонятная ругань, клокотали в горле и груди его врага. Волны удушливых зловонных испарений заполнили тесный салон машины. Чужое тело под его ударами, казалось, меняло форму. Оно то сокращалось, то вновь увеличивало свой объем, приобретая очертания хаоса! Кто он, этот незнакомец? Пришелец, мутант, зомби, восставший из мертвых силой заклинаний жреца таинственного культа Вуду? Павел бил и бил, понимая, что враг его – не сломлен, а лишь ошеломлен, пока минуты через три не почувствовал, что уже устал. Тогда он откинулся назад, уперся обеими руками в руль и резко надавил на тормоз. Фришбах по инерции продолжал двигаться вперед всем корпусом и в некий момент, уже упущенный, уже ускользнувший, самой далекой частью своего сознания понял, сейчас он врежется в ветровое стекло, неминуемо, разобьет лицо, размозжит череп, и он уже ничего не может поправить – он проиграл, еще секунда, или полсекунды – и брызнет фейерверк из осколков-метеоритов, поблескивающих алым в пустом бесконечном пространстве умершей в миг Вселенной.

Защищая лицо и голову, Фришбах выбросил обе руки вперед. Это не спасло.

Удар, прозвучавший глухо.

Лицо Фришбаха на мгновение прилипло к стеклу, а потом, смачно чавкнув, поползло вниз. И он в раз превратился в то, что принято обозначать термином “бесчувственное тело”. Он обмяк. Вздувшиеся во время короткой схватки жилы на шеи потеряли свою упругость. Голова упала на плечо. Он медленно стал заваливаться на Павла.

В ответ Павел схватил его за волосы и, резко дернув, отбросил от себя.