Ох, и ловок же кровельщик,Чисто эквилибрист.Он несет, как сокровище,Оцинкованный лист.Перед ним только безднаВ двадцать пять этажей,Только крыша железная,Да пентхауз на ней.И плывут в его взореУ подножья вершинЛюди — как инфузории,Тараканы машин.Олигархи и блядиКопошатся у ног.Под стеной детский садик,Как цветка лепесток.Так идет он по кровле,Городской альпинист.Режет пальцы до кровиОцинкованный лист.Если он его выронит,То спикирует вниз,Словно нож гильотины,Оцинкованный лист.Долетит он до садикаИ, сверкнув словно меч,Срежет девочке маленькойНапрочь голову с плеч.Прошумел над пентхаузомВетра злобного свистИ надул мощным парусомОцинкованный лист.Но усильем чудовищнымУдержав этот лист,Взмыл над крышею кровельщик,Как дельтапланерист.Завертел, закружил егоЧерный вихрь над Москвой,Тополиной пушинкою,Да ольховой серьгой.Словно ангелы крыльямиВдаль его понеслиПо-над трубами, шпилямиЭтой грешной земли.Крикнул мальчик родителям:“В небе парашютист!”И сиял ослепительноОцинкованный лист.Ах, кривая падения,Траектории путь.Есть закон тяготения,Его не обмануть.Небо словно разверзлося,И, как новый Икар,На стоянке он врезалсяВ дорогой “Ягуар”.Даже после паденияОн к груди прижимал,Как икону нательную,Серебристый металл.Он лежал без движения,Лишь хозяин крутойВсе пинал в раздраженииЕго тело ногой.Отказался на “Скорой”Отвозить его доктор.Не был он застрахован,И вообще уже мертвый.Сообщали по рациямПо своим мусора:— Нет в Москве регистрацииУ него ни хера.И толпа вокруг охала, иномарку жалела,И конца долго не было возмущенным речам:“Лимита черножопая, мол, совсем одолела,Скоро места не станет на Москве москвичам”.И никто не додумался, просто встать на колениИ публично покаяться в коллективной вине,Что судьба гастарбайтера в обществе потребленияЕсть судьба камикадзе на минувшей войне.