Готы

Главнокомандующий римскими войсками во Фракии магистр милитум

Промот, стратегическими талантами не отличавшийся, но известный коварством и хитростью, отказался впустить остготов на земли Восточной империи, но направил на правый берег Дануба несколько агентов-провокаторов, свободно владевших готским языком (возможно, готов на римской службе). Те посоветовали терзаемым голодом, отчаявшимся остготам переправиться на моноксилах (однодеревках)[468]

через Истр, на этот раз, видимо, льдом не покрытый, и разгромить римские пограничные войска, якобы слабые и не ожидающие нападения, после чего ничто уже не мешало бы переходу всего остготского племени через Истр и его беспрепятственному расселению на римских землях. Остготы, всегда готовые к бою, согласились, набились словно сельди в бочки, в лодки и другие плавсредства, какие только смогли изготовить или раздобыть, и…были методично истреблены римскими лимитанами при попытках высадиться на южный берег Истра. Затем римские пограничники, используя захваченные у убитых ими готов лодки, переправились на северный берег Дануба. Там римляне пленили тысячи готских женщин и детей, оставшихся без защитников и кормильцев, и с большой выгодой продали несчастных в рабство. К вящей славе Римской «мировой» империи. В знак нерушимости ее границ… Об этом случае, да и о множестве других аналогичных фактов, без тени смущения засвидетельствованных самими «культурными» и «цивилизованными» греками и римлянами, уважаемый читатель не должен забывать, читая о бесчинствах «диких варваров» в колыбели античной культуры…

Князь остготов Одотий, поведший свое племя в приготовленную ему римлянами западню, погиб со своими соплеменниками, утонув в волнах Дануба, куда бросился, спасаясь от «ромеев». Император Феодосий Великий, известный, как мы уже знаем, своей приязнью к германцам (и особенно – к готам), не скрывал своего торжества по поводу одержанной его лимитанеями победы. Он даже не поленился лично посетить место разгрома остготских беженцев, после чего возглавил 12 октября 386 г. торжественное триумфальное шествие в Константинополе, в котором, на потеху гражданам Второго Рима, были проведены остготские пленницы. Из остготских мужчин якобы никто не уцелел, в чем, однако, можно усомниться. Ибо тот же Феодосий I повелел, чтобы пленные, взятые римлянами в этом «походе на варваров», не годившиеся для крестьянских работ и потому предназначенные к «розничной распродаже» на рынке рабов, не были распроданы поодиночке, а были всем скопом поселены на неплодродных землях Анатолии в качестве колонов, т. е. военных колонистов, прикрепленных к земле (как прообраз жителей военных поселений в стиле графов Сперанского и Аракчеева). Откуда взялись необходимые для исполнения эдикта Феодосия Великого готские «души мужеска пола», античные источники не сообщают…

Остготы не забыли учиненного над ними римлянами злодеяния. Не то, чтобы они были особенно злопамятны, но сами согласитесь… Как только готские мальчики, пережившие резню на берегах Данува, и поселенные в Анатолии, достигли совершеннолетия, они во главе с Трибигильдом (именуемым в источниках комитом

; возможно, он, как когда-то Арминий, успел отличиться на римской службе, чтобы усыпить бдительность своих «ромейских» хозяев) восстали. Это восстание, разразившееся в 399 или 400 г., оказалось весьма опасным для царьградского режима. Не совсем ясны взаимосвязи между этими готами, поселенными Феодосием в древней области Фригии, и упоминавшимся нами выше римским полководцем готского происхождения Гайной, устранившим «ненасытного» патриция Руфина и сошедшимся в смертельной схватке с «полудержавным властелином» – евнухом Евтропием. Трибигильд, во всяком случае, не пережил 400 г. (или пережил его ненадолго), в связи с чем история его родного остготского племени опять покрывается мраком, окутывающим историю столь многих племен…

Таким был, следовательно, результат первой попытки остготов обратиться за помощью к «культурным» римлянам. Особой радости эта попытка «диким варварам» не принесла. Если август Феодосий I и «любил» готов и вообще германцев, то скорей всего так, как палка «любит» спину, а те его – как спина «любит» палку. Уж лучше было ввериться «отеческому покровительству» таких же «некультурных, диких» гуннов и ходить вместе с ними в набеги, получая заслуженную часть добычи и не платя налогов. Тем более, что гуннские цари правили своими подданными еще не так жестко, если не сказать – сурово, как впоследствии Аттила, многому научившийся у римлян, у которых жил в юности заложником.

Этот первый исторический эпизод из «темного пятидесятилетия» остготской истории благодаря своей связи с Гайной хоть как-то вписывается в общую канву готской истории.