Говорят «особо опасные»

Ответ: Все началось в 1956 году, с событий после XX съезда партии. Эти события застали меня сознательным, идейным комсомольцем, убежденным в правильности всего того, что ранее происходило в стране. И вся новая информация о Сталине буквально обрушилась на меня, привела в полном смысле слова к внутреннему надрыву. Вырос я в семье идейных коммунистов. Любил Сталина, верил ему.

Мероприятия 1956 года меня не удовлетворили, вызвали ощущение полуправды. И вот с того момента я начал добиваться правды, правды полной.

Жил я в Сибири, в глуши, мой родной край — Байкал. Город всегда был мне чужд и непонятен. В своих поисках правды пошел по традиционному пути. Мое поколение выросло на революционных фильмах, на конспирации, на подпольных «пятерках» и сталинских «тройках». Вот и стал создавать конспиративную группу. У нас не было необходимого идейного стержня, недоставало человеческого материала. Но что-то делать было нужно. Все люди имеют разный порог социальной чувствительности, у меня этот порог повышенный. Не мог сидеть сложа руки. 60-е годы в нашей стране стали периодом создания подпольных групп, типографий, кружков. Тогда мы, молодые люди — мои единомышленники, считали себя революционерами, готовящими новую революцию. Известна была ленинградская группа Ронкина, выдвинувшая лозунг: «От диктатуры бюрократии — к диктатуре пролетариата».

Отчаявшись найти то, что я искал, в Сибири, переехал в Ленинград. Встретился здесь с подпольной организацией «Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа». Это была антикоммунистическая организация, и я вступил в нее, хотя во многом не разделял ее программы. К 1964 году распространилось мнение о возможном возрождении сталинизма. Я считал, что для предотвращения этого можно вступить в любой союз. Вступил в ВСХСОН совершенно сознательно.

В основе программы лежало теоретическое положение о том, что страна готова к отказу от коммунизма. Нет только сил, способных возглавить движение протеста. Это было заблуждением. Программой предполагался роспуск компартии, Советов и их полная ликвидация без компромиссов. План руководителя ВСХСОН Огурцова сводился к «дворцовому перевороту», вооруженному захвату власти, нас было всего 30 человек. Лично у меня было еще резко отрицательное отношение к Хрущеву — за его полуправду, за то, что и он сам участвовал в событиях, происходивших при Сталине. В 1967 году членов нашей организации арестовали (впервые меня арестовывали, точнее задерживали, еще в 1956 году — за выступление против Хрущева, за создание студенческого кружка в Иркутском университете).

Руководители «Союза» обвинялись по 64-й статье (измена Родине), рядовые — по 70-й (антисоветская агитация и пропаганда). Всего сидели 22 человека. Я был рядовым. Поскольку считал, что страна не готова к преобразованиям, то и после ареста остался при мнении: наша организация была неорганична историческому времени.

Как и многие мои товарищи, я вступил в нее просто из отчаяния, из-за отсутствия альтернативы. Мой мотив был прост: партия не способна ни на какие позитивные шаги, происходит загнивание государства, что может привести к кровавому взрыву. А я — противник крови, ее в нашей истории было достаточно.

В итоге я получил 6 лет лагеря: отбывал в Мордовии и Владимире. Выйдя из заключения, я решил: «от верхов» ждать нечего, страна придет к распаду. И стал связывать надежды с христианской внецерковной оппозицией, считая, что сам институт церкви должен стоять в стороне от политики. Я поддерживал самиздатский журнал «Вече», редактируемый Владимиром Осиповым, пытался издавать и свой собственный журнал. Удалось выпустить три номера «Московского сборника», в котором обобщались статьи по национальной и религиозной тематике. Я не сумел справиться с изданием журнала. Сменил множество мест: дворника, сторожа, кочегара и так далее.

В 1977 году меня вновь судили. На сей раз за отказ от показаний по делу Александра Гинзбурга. У меня были жесткие принципы в таких вопросах, кроме того, я сидел вместе с А. Гинзбургом и Ю. Галансковым, они были моими друзьями. В конце концов суд вынес решение о штрафе.

К этому времени (1978) я начал публиковаться за границей, в том числе в «Посеве» вышла моя «Повесть странного времени». Я написал ее, сидя во Владимирской тюрьме, и переправил на волю в письмах к родителям. В 1982 году я был вновь арестован за свои книги, за распространение литературы «в целях подрыва советской власти». Я бы не называл все, что делал, сопротивлением, нет, это была просто моя жизнь. У меня были иллюзии, что возможно создание национал-христианской оппозиции, не конфронтирующей с официальной идеологией. Слишком рыхлая мысль. Я считал, что если и появится в стране подлинная личность, способная произвести изменения, то вне партии. Партаппарат, в моем представлении, был обречен на закостенение.