Говорят «особо опасные»

В феврале 1986 года Михаил Горбачев, отвечая на вопрос французской газеты «Юманите» о политзаключенных в СССР, сказал: «У нас их нет. Как нет и преследования граждан за их убеждения, за убеждения у нас не судят». Далее генсек пояснил, за что же судят тех, кого на Западе называют политзаключенными: «Но всякое государство должно защищать себя от тех, кто покушается на него, призывает к его подрыву или уничтожению… Эти действия по нашим законам квалифицируются как государственные преступления… в СССР за все виды такого рода преступлений отбывают наказание немногим более 200 человек». В отличие от утверждений о миллионах политзаключенных в СССР, а именно такие цифры иногда называют на Западе, оценка Горбачева почти верна. Однако он имел в виду лишь осужденных по 70-й статье советского уголовного кодекса («антисоветская агитация и пропаганда с целью подрыва или ослабления Советской власти»), не приняв во внимание тот факт, что ко множеству людей (точную статистику дать невозможно) были применены обычные, неполитические статьи уголовного кодекса, хотя поводом для осуждения служили политические мотивы. Не коснулась оценка Горбачева и осужденных по другой политической статье — 190 (клевета на советский строй). Менее чем через год после своего интервью французской газете, когда политика гласности набирала уже силу, Горбачев сделал миру рождественский подарок, которого мир ожидал давно. В декабре 1986 года академик Сахаров и его жена Елена Боннэр вернулись из многолетней горьковской ссылки в Москву.

Несколько позже начался процесс освобождения других, по западной терминологии — политзаключенных, по советской же — особо опасных государственных преступников, именно так квалифицирует их советское уголовное право. Да, их не судили за убеждения. Их судили в основном за высказывание письменно или устно своих убеждений или убеждений других людей, что выражалось иногда в распространении запрещенных в СССР книг выдающихся писателей, общественных деятелей и поэтов. Судили и за передачу информации на Запад о беззакониях и нарушениях прав человека в СССР. Судили, другими словами, за попытку говорить правду. Многое из того, о чем говорили диссиденты в период брежневского застоя, сейчас, наконец, говорится и официальной пропагандой, и самим Горбачевым. Люди, попадавшие за подобную «деятельность» в заключение на 12 (!) лет, опережали время, они были нетерпеливы в своем стремлении изменить страну к лучшему. Их судьбы были принесены на алтарь гласности. Этим людям мы обязаны тем, что они рисковали жизнью за наше теперешнее право говорить правду и не быть сегодня (а завтра — мы не знаем) брошенными в лагерь. Обязан им, не исключено, и сам Горбачев. Ведь этим людям не нравилось в стране, в частности, то, что не нравится и Горбачеву: застой, коррупция, моральное разложение руководства и аппарата. Определенно можно сказать одно: те 200 человек, о которых говорил советский лидер, никогда не покушались на государство. Да было бы смешно такое предположение. Чего стоит государство, боящееся нескольких человек, говорящих об этом государстве правду?

Но государство тем не менее без всякого смеха отправляло их на муки в лагеря, тюрьмы и психиатрические больницы.

Кто же они, эти люди, которых на Западе называют «борцами за свободу», «правозащитниками», «диссидентами»? Пока они находились за решеткой, рассказывать о них, не рискуя быть субъективным, было трудно. Теперь же, когда они оказались на свободе, захотелось расспросить их самих.

Эта книга — сборник интервью с 14 известными правозащитниками. Каждый из них ответил на одни и те же вопросы из предложенной анкеты, охватывающей наиболее важные этапы их жизни и деятельности. (Исключение составляет интервью Андрея Сахарова, которое было взято составителем прямо на вокзале в день возвращения опального академика из ссылки.)

Интервью у правозащитников брались в первые же дни после выхода их на свободу из лагерей и тюрем. Времени осмотреться и проанализировать происходящие в стране перемены у них не было. (Исключение — беседа с Ларисой Богораз, освобожденной из ссылки ранее, но рассказавшей и о судьбе своего мужа — Анатолия Марченко, погибшего в декабре 1986 года в Чистопольской политической тюрьме. Еще один герой книги — Александр Подрабинек — вышел из второго своего заключения в 1983 году. Их участие в книге не случайно. Богораз стояла у истоков нравственного сопротивления 60-х годов. Подрабинек — один из первых в стране публично выступил против злоупотреблений психиатрией в политических целях.)

Не исключено, что некоторое время спустя высказанные «по горячим следам» точки зрения претерпели изменения.