Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

— Замолчи.

— Пришли… Сперва накочевряжились, кистенем намахались, а потом пришли…

— Что же мне теперь, на колени встать?.. Встану, если хотите. — Ленька подступил к Аребину. — Прошу меня от должности бригадира отстранить. Молод я еще для такого дела. Поищите другого человека, посолиднее. А я у него поучусь.

— Что ты, Ленька! — испугался Вася Патешонков. Ленькина просьба изумила, даже обидела Шуру: сдался парень.

— Трудностей забоялся, вот и бежишь.

— Ты сама норовишь улизнуть из села, подальше от трудностей, сама с Коляем Фанасовым переписку держишь…

Шура вспыхнула.

— Если бы хотела, так давно бы улизнула.

Аребин улыбнулся. Замечательные ребята стояли перед ним!

— Молодость — пора временная, повзрослеешь, — проговорил он. — Закалка всегда прочнее, когда человек на трудном деле.

— Скажите, что делать.

— Подводи один трактор к прессу.

— Он уже в Козьем овраге.

— Трактору твоя сила не нужна, — сказала Шура. — Завел его, он и стучит.

— Ну? — спросил Ленька, не понимая, чего от него все-таки хотят.

— Человек пятнадцать ребят можешь собрать? — спросил Аребин.

Ленька небрежно оглядел Васю и Пандика.

— Хоть тридцать. Ну?

— Вот и командуй ими. Братья Аршиновы вам покажут, что делать.

— Кирпичики! — весело пропел Вася Патешонков. — Знаем!..

— Сделаем, Владимир Николаевич, не беспокойтесь, — горячо заверил Пандик Лизаров.

Ленька лишь скосил на Пандика глаза, и парнишка сразу съежился, — по всему видно, Ленька не терпел ни замечаний, ни подсказок. Он бросил, уходя:

— Ладно, подумаем.

Аребин отошел к окошку. Как сказать о самом главном, щекотливом: работа не будет оплачиваться. Он окликнул Леньку, когда тот, спрыгнув с крыльца, проходил мимо:

— Ты можешь объяснить ребятам, Леня? Помощь ваша вроде шефской. Бесплатная. Это для первого случая, для начала… Ну, хотя бы первую неделю.

— Проработают и дольше, руки не отвалятся, — сказала Шура. — Хоть пользу колхозу принесут.

Ухватившись за наличник, Ленька просунул голову в избу.

— Пользу, пользу! Только и твердишь об одном. А мы хотим пользу и для себя выгадать. — Ленька кивнул Аребину. — Вчера про клуб говорили… Обещаете?

— Даю слово коммуниста.

— Ладно, — опять сказал Ленька и оттолкнулся от наличника. Вася Патешонков сообщил Аребину по секрету:

— Между прочим, чтобы вы знали, Владимир Николаевич, кистень тот вчера ночью Ленька кинул в колодезь. На дно.

Кондаков ушел. Шуру Аребин задержал. Девушка как будто испугалась: сейчас коснется ее больного места — отношений с Павлом. И приготовилась к отпору.

— Нехорошо ты себя ведешь, Шура, — начал Аребин. Девушка, волнуясь, перебила:

— А он хорошо? Я долго ждала, думала — переменится, утихнет. К нему подойти страшно, клокочет весь…

— А ты не бойся, подходи. Ласковое слово скажешь да поцелуешь — он и утихнет. Его все против шерсти гладили…

— Вы не знаете, Владимир Николаевич, что это за человек… — Шура страдальчески свела брови. — Не выйдет у нас с ним жизни…

Алена внесла в избу щепок на растопку печи, в чулане насторожилась, сгорая от любопытства: сейчас поймает какую-нибудь новость. Но Шура не оправдала ее надежды, ушла.

Алена бросила щепки у печи и с легкостью девчонки подбежала к Аребину:

— Спросили, чай, за кого Шурка-то наметила замуж выходить — за Коляя или за Пашку? Или в девках решила сохнуть?..

— Нет, не спрашивал, — ответил Аребин. — Вы ее сами спросите.

— Мне она ни в жизнь не скажет. Гордая. Вся в Лукерью…

26

Павла Назарова вызывали в райком.

Сборы были по-солдатски незамедлительны: поспешно оделся, выбежал на заднее крылечко к рукомойнику, опалил лицо ледяной, прямо из колодца, водой; вернулся в избу, присел к краешку стола.

Мать наложила в алюминиевую миску горячих с лопнувшей кожурой картошек, подала полкаравая хлеба и крынку молока. Павел взял картофелину и осторожно, точно воробья, сжал ее в руках, грея ладони; задумался; есть не хотелось…

Вошел со двора дед Константин Данилыч, у порога скинул с валенок калоши, высокие и оранжевые, склеенные из автомобильной камеры, протер очки чистой тряпицей и сел напротив внука, выбрал картошину и тоже зажал ее в ладонях.

— Любопытно знать, что тебе скажут на вашем бюро…

— Когда человек попадает в проработку, любопытного мало… — Павел швырнул картофелину в миску. — Ну есть же правда на земле, дед!.. Есть закон!

Константин Данилыч с усмешечкой качнул головой, глаза, увеличенные стеклами очков, ласково сощурились.