Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

На домашнем сеансе, проведенном в одной «нечистой квартире» (logement hanté) в доме, где 140 лет тому назад проживала известный медиум мадам Блаватская, впоследствии разочаровавшаяся в спиритизме, мною был вызван через сильного медиума Ю.В. дух графа Хвостова. На мой вопрос, является ли он автором всех имеющихся в моем распоряжении посмертных стихотворений, последовал утвердительный ответ. На просьбу прислать мне для настоящего отдохновения, посвященного его бессмертному творчеству, новое произведение, сверху была сброшена кипа бумаги, на которой было записано стихотворение в 12 строф с 17 примечаниями, редкими широкими строками, довольно крупным почерком, вовсе не похожим на почерк медиума[227].

Прилагаемые стихи, посвященные святому равноапостольному князю Владимиру и датируемые 28 июля 2015 года, на мой взгляд, не являются подделкой, ибо отличаются свойственными прижизненным произведениям графа возвышенной лиричностью, своевременностью, благородством мысли и энергией ее выражения.

Для экономии места включаю в текст лишь первые полторы строфы:

Что зрю? Или пределы мираВ един совокупились град?Се он – се образ Владимира,Что смертныя боготворят.И снова славой Россов дышит;Ослеп – прозрел – оглох – и слышит!

[228]Он всемогущею рукойРазит укрытых[229]шкурой зверяИ к груди воина толпойПолзут кормиться чудь и меря[230].Окрепла Русь – любви исток,Пуп духа, государства стержень!

Не украдя ее венок,Коварный враг во блат низвержен!И вновь вступает Россов сынВ Эвксин, свободный от срацын!

Месть Стихотворца

На «бородинском» стихотворении Хвостова я места экономить, конечно, не буду и приведу эту незаслуженно забытую оду[231] целиком, по первой публикации 1812 года, с «параллельными» комментариями на полях [Хвостов 1812: 1–11]:

¹ Державин Г.Р. Ода по случаю парения орла над Российскою армиею, под предводительством князя Кутузова, при селе Бородине 1812 года в августе. СПб., 1812.

Конечно, с точки зрения Хвостова, осторожный Кутузов-Фабий допустил трагическую оплошность, сдав Москву Наполеону и «убив» тем самым прекрасную оду на спасение древней столицы[232]. Но яркая, сильная, звучная инвектива против корсиканского змея не пропала даром. Публикация оды стала своеобразной поэтической вендеттой Хвостова корсиканскому злодею за уничтожение московского дома и едва не погубленное стихотворение. Рукописи, в отличие от городов и домов, не горят[233]. У хорошего повара все идет в дело.

Радостная весть

И еще немного о «кухне Хвостова». В начале октября 1812 года в только что оставленную Наполеоном сожженную Москву вошел тверской казачий полк народного ополчения под предводительством князя А.А. Шаховского – известного драматурга, собрата Хвостова по Академии. В своих ценных воспоминаниях князь рассказывает о том, как во время своего пребывания в Москве он получил от фельдъегеря военного министра толстый пакет, в котором «ожидал найти звездное или крестное одобрение» своей службы. Но, развернув не без сердечного трепета этот пакет, Шаховской нашел в нем не орден, а «кипу печатных стихов графа Хвостова», бывшего зятем военного министра. Добрый граф наградил своего литературного собрата 120 экземплярами «радостной оды своей на освобождение Москвы». «Вы можете себе представить, – вспоминал колкий Шаховской, – как обрадовала меня эта радостная ода, и только то утешило, что никого не было в комнате; стало быть, никто не видал забавного для других изменения лица моего» [Шаховской: 393].