Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

Никто так пристально не следил за литературной карьерой графа Дмитрия Ивановича, как его сверстник, старинный знакомец и пересмешник Иван Иванович Дмитриев. Не прозевал он и новый всплеск творческой активности Хвостова. В письме от 12 января 1820 года Дмитриев спрашивал у своего петербургского корреспондента А.И. Тургенева, известны ли тому следующие экзотические стихи:

Кремнистый, глинистый, цикорный и глицинный…Итриский, тальковый, ториновый, стронцинный…Одна лишь кислота род оный растворяет…Другой сморкаяся текучей мокротою

При окислениях являет запах, пламень… [II, 71]

«Всю эту ученую кислоту, – поясняет Дмитриев, – вы можете найдти, как в губке, в послании к Ломоносову графа Хвостова. Мне сдается, что он представит его в Академию для прочтения в торжественном собрании» [Дмитриев 1895: II, 256].

Дмитриев отсылает Тургенева к хвостовскому «Посланию к Ломоносову о рудословии» («Народа славного певец рожденный к чести!»), в котором граф вслед за своим великим адресатом предпринял воображаемое путешествие во глубины земли, к драгоценным каменьям и полезным ископаемым:

С тобою ль потеку в подземную глубоко,Природы мудрыя в святилище высоко?Среди сословия ревнительных мужей

Пущуся с музою один при тьме ночейЯ ископаемых в обители широки,Чтобы учителям дать о рудах уроки?Достигну ль скоро мест, далеко воспаря,Где занимается изящного заря? [II, 64]

Под «сословием ревнительных мужей» подразумевалась Хвостовым ученая аудитория, которой и было адресовано это длинное и местами довольно удачное (по крайней мере, смелое с поэтической точки зрения) послание. Прочитано оно было членом минералогического общества, горным инженером Дмитрием Степановичем Меньшениным 7 января 1820 года по случаю открытия торжественного годового собрания Санкт-Петербургского минералогического общества[244]. Печатные экземпляры этого послания и его французского перевода, выполненного членом общества графом Г.А. Салтыковым, были розданы присутствовавшим[245]. К тексту послания Хвостов, как обычно, присовокупил подробные примечания, в которых, в частности, признавался, что, не желая использовать иностранные слова, называл в своем стихотворении «минералогию» «рудословием», а «минералогов» «рудословами»[246]. «Послание к Ломоносову» воспевает александрийскими стихами «певца Россов», «насадившего» науки в России, открытия великих европейских рудословов, богатства земных недр, премудрость Творца, красоты природы и заботу российского государя о процветании наук и искусств в своей державе.

Это послание сознательно включалось автором в традицию дидактической научной поэзии, основанную в России Ломоносовым (ссылка на «Письмо о пользе стекла» дается Хвостовым уже в начале стихотворения), и опиралось на труды по минералогии самого «полночных стран Пиндара» и его последователей[247]. Заметим, что граф Хвостов, почетный член минералогического общества с момента его основания в 1817 году, был давно увлечен этой полезной областью знания.

Следует подчеркнуть, что выбор Хвостовым темы для оды-послания не был случайным или странным в литературном контексте того времени. Минералогия, успехи которой связывались прежде всего с открытиями немецких ученых, пользовалась большой популярностью в поэзии конца XVIII – начала XIX века. Успехи этой науки прославляли французские и английские просветители. Глубокий интерес к минералогии проявлял Гете. Немецкие романтики видели в проникновении воображения в тайники земли один из символов романтической гносеологии[248]. Русский предромантик Семен Бобров, описывая в «Херсониде» (1804) минеральное царство Крымского полуострова, приводил «длинные перечни названий» «горных пород и минералов». Использовал Бобров и слово «рудослов» в значении «минералог» [Поэтика: 79], причем в близком соседстве с «художником» и «поэтом»:

Художник, – рудослов, – певец,

Мудрец – списатель – фармацевтик, –Друид, – пустынник и любовник, –Пастух, – философ, – самодержец, –Несчастный и счастливый смертный, –Все здесь найдут изящну область (цит. по: [Люсый: 49]).

Разумеется, романтическая интерпретация минералогии была в целом чужда неоклассику Хвостову. Тем не менее ее слабые отголоски можно расслышать и в его послании, особенно в той его части, где поэт описывает нисхождение рудослова в шахту: