Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

От неба на земли уделыРазличных возрастов равны;Питая отрок дух веселый,Спешит на грозный пир войны;Старик излишних чужд желаний,Отринув путь страстей, сует,Спокойно к рубежу грядет;Он жив, он Царь воспоминаний,И чувством бывшаго богат,Обнять друзей старинных рад [VII, 125].

Наконец, в стихотворении «Прощание поэта с землею» (подражание оде Горация «К Меценату»), вышедшем сперва в журнале «Северная Минерва», потом отдельной брошюрой, а потом, в расширенном виде, в последнем томе его сочинений, певец Кубры уже представляет себе картину собственной кончины:

Лучей златых в одежду облеченный,

Куда, зачем отселе я парю?Мой здешний дом, мне прежде драгоценный,Где повстречал я поздних лет зарю,Мое теперь не восхищает око.Иль вознесясь от стран земных высоко,Забыл уже Темиру и Неву?Покойся век моя златая лира!..Как лебедь, я по воздуху плыву [VII, 21].

Как Вы видите, коллега, граф в этом стихотворении вновь бросает вызов Державину, переложившему в 1804 году ту же горациевскую оду[126]. У Державина:

Необычайным я пареньемОт тленна мира отделюсь,С душой бессмертною и пеньем,

Как лебедь, в воздух поднимусь.‹…› И се уж кожа, зрю, пернатаВкруг стан обтягивает мой;Пух на груди, спина крылата,Лебяжьей лоснюсь белизной.Лечу, парю – и под собоюМоря, леса, мир вижу весь;Как холм, он высится главою,Чтобы услышать Богу песнь [Державин: II, 315][127].

Но смелый Хвостов, сочинитель оды «Бог», дерзает и здесь перепеть вечного своего соперника. В своем воображаемом полете Дмитрий Иванович переносится в далекое царство,

Где совершенств, величества престол,Где сковано злочестие, коварство,

Где духа нет разврата и крамол,Где внемлет слух по областям эфирнымВ кругах светил подобно струнам лирнымНемолчный звук крутящихся планет [VII, 22].

Он видит:

‹…› Кипит, звучит поток согласья вечный;Там пение безплотных неба сил,Спокойствие, при радости сердечной,Весенний день там не имеет крил.Там жизни дух, сияние всечасно,Предвечных тайн изображенье ясно;Летает мысль, торопятся сердца

К источнику, блаженств святых в дорогу,Стекаются дары природы к Богу,Там славит тварь безсмертного Творца [там же].

Это, конечно же, отголоски уже известной нам оды «Бог», написанной Хвостовым в полемике с Державиным в 1799 году и многократно переделанной нашим трудолюбивым сочинителем в поисках совершенства.

Но как же отличается от державинского полет Хвостова! Там, где горделивый Гаврила Романович поет о своих заслугах перед Россами, Дмитрий Иванович описывает приветливую красоту оставляемого им мира:

Мой дух, стремясь в безвестные пределы,Едва скользит на горы, луг и селы,Поклонник здесь юдольной красоты,Я воспевал величество природы,Зеленый сад, лиющиеся водыИ свежие, душистые цветы [VII, 23].

Улетая лебедем в безвестные пределы, он в последний раз прощается с Темирою[128], друзьями, «священной Россией», великими «соземцами» (героями, учеными, докторами, филантропами) и со своей сопутницей-лирой: