Грань креста (СИ)

– Одна рука. Убивает он их по-разному, но живот у всех истерзан. – Полицейский, не справившись с собой, извергает длинную нецензурную тираду. – Извините, мэм. Нет терпежу. Ох, попадись он мне…

– Кто бы это мог быть? – недоумевала моя начальница. – Дичь какая-то. Природой генетически заложено – не трогать детенышей и беременных самок. Насколько ж психика должна быть вывернута у урода…

Полицейский вздохнул:

– Знать кто, давно б уж по всем дорогам патрули в лицо каждому прохожему заглядывали. Но ведь не видали его. Ни единого свидетеля – осторожен, скот. А слухи уже поползли, еще пара трупов, и такая паника начнется…

К нам подошел, пошатываясь, молоденький паренек в форме патрульного, вяло попытался козырнуть. Офицер ободряюще потрепал его по плечу:

– Ничего, сынок, держись. – Повернувшись к нам, пояснил: – Первое дежурство у парня, и сразу – вот эдак. Обалдел чуток с непривычки.

Молодой полисмен вспыхнул:

– И не собираюсь привыкать, сэр! Не для того я шел в полицию, чтоб равнодушно смотреть на подобные вещи. Я бы этих гадов своими руками… Нет, вру. Лучше всего – поймать сволочь, собрать всех родственников погибших да им его и отдать. А то суд там, лагерь… Пусть даже повесят – все равно мало! Слишком легко отделается!

Старший его коллега усмехнулся горько:

– Этого небось и судить не будут. Скажут, псих, мол, невменяемый, да вот им передадут, – кивок в нашу сторону, – на лечение якобы. Пулей таких лечить надо, а не уколами!

Я вполуха слушал их рассуждения, а в голове неотступно вертелись слова моего доктора: «Генетически заложено… Психика вывернута… Кто это мог…»

А ведь знаю одного, кто бы мог. И пытался уже.

– Люсь, пусти-ка к рации.

– Обожди отзваниваться, я еще карточку не оформила.

– Да я по другому делу.

Голос Лизаветы дрожал от возмущения:

– Нет, у тебя есть представление, сколько это будет стоить? Мы же можем на их телефонную сеть выходить только через ретранслятор военной зоны. Твоей получки не хватит разговор оплатить!

– Полиция оплатит.

– Это если твои домыслы подтвердятся. А ну как нет?

– Готов рискнуть. Не согласна, зови к рации старшего врача.

– Черт с тобой. Но учти, если что, заплатишь из своего кармана.

– Заплачу, заплачу. Соединяй скорее.

Закончив разговор, я подлетел к офицеру, уже распоряжавшемуся упаковкой тела в пластиковый мешок.

– Знаю!

– Что знаете, сэр?

– Знаю, чья это работа. Из психлечебницы два месяца назад сбежал… – И я начал выкладывать данные и описание сумасшедшего.

– Погоди, погоди, – вмешалась Люси, – так и мне он знаком!

– Еще бы не знаком! С твоей путевкой его и госпитализировал. За что я, по-твоему, выговорешник огреб?

Рат покачала головой:

– Надо же, кто бы мог предвидеть. Ну, бормотал он что-то про адские силы, но чтоб так… Кошмар!

Офицер, прервав на минутку доклад, прикрыл ладонью микрофон своей радиостанции:

– Вас благодарит лично начальник полицейского управления, сэр. Поисковые мероприятия уже разворачиваются.

Весьма довольный собой, я взобрался в кабину Патрик, провернув стартер несколько раз вхолостую, наконец завелся, вездеход тронулся. Пилот крутил баранку мрачно, время от времени косясь на меня и бормоча что-то себе под нос.

– Чем недоволен, родной? Что ты там шепчешь?

– Шура, а вы уверены, что не виновны во всех этих смертях?

– Боже, я здесь при чем?

– Так вы ж тому ублюдку так старательно веселую жизнь в дурдоме обеспечивали. Вот с той жизни-то он в бега и ударился…

Глава двадцать первая

Господи! Ну, у кого мне спросить совета? Растревожил меня Рой, разбередил душу. Волей-неволей мысли то и дело возвращаются к нашему последнему разговору.

Нет, я не герой. Я хочу жить. Хочу вопреки всему. Хочу, несмотря на то, что заведомо знаю – настоящей жизни лишился навсегда. Как бы ни рвалось мое сердце домой, башка холодно просчитывает шансы уцелеть в этом отчаянном предприятии и всякий раз с точностью арифмометра выдает неутешительный итог: от нуля они слабо отличаются.

Но ведь не ноль! Моим детям все равно расти без отца. А вдруг? А если? Ну, все-таки? Я, наверное, ничего бы не пожалел за возможность еще раз, открыв калитку, увидеть: бегут по тропинке меж застарелых кустов сирени две мои дочки и сын с радостным криком: «Папа!» – и, повиснув на мне все сразу, вперебой начинают выпаливать последние домашние новости.

А на пороге – жена, теплая и не причесанная со сна, улыбается, завязывая поясок халатика. Открою дверь, и кот спрыгнет с печки, подойдет, здороваясь. Блеснет снизу вверх колдовским зеленым золотом глаз, без разбега, с места, взлетит ко мне на плечо, мягко потрется щекой о щеку.

И самовар уже фырчит, закипая, моя любимая чашка ждет на столе…

За это все можно отдать. Все, кроме жизни. Шура, говорю себе, жизнью ты и так рискуешь, порой не раз на дню. За что? За двадцать пять процентов надбавки к зарплате? Стоят они того? А такая возможность – стоит.