С первого мгновения, когда он услышал ее твердые шаги по лестнице, с первой секунды, когда ее жесткий взгляд остановился на его лице, – он уже знал, что пропал. Что всегда принадлежал только ей одной, что дышал и жил ради карих глаз, что мечтал стать причиной ее улыбки. Стать тем, кого она будет обнимать темными безлунными ночами, преданно прижиматься и стонать в объятиях. Понадобилось время, чтобы он окончательно сдался, признал ее власть над собой, открыл дверь в тот уголок души, о котором не подозревал прежде – и одновременно знал всегда. Он пал ниц перед захлестнувшими его чувствами и в ответ получил всю Каю, целиком.
Все еще медленно, он опускал руку ниже и еле сдерживал дрожь. Кончиками пальцев, едва касаясь, он очерчивал бархатную шею, острые изгибы ключиц, а низ живота все сильнее сводило от желания. Как долго он сможет оттягивать этот момент, хватит ли вечности, чтобы насладиться, навсегда запомнить это трепетное предвкушение? Казалось, сейчас сердце буквально проломит грудную клетку, выпрыгнет наружу и навсегда останется в ее руках…
Наконец Кая судорожно вдохнула, и мир окончательно померк. Они остались один на один с закатом – его правая рука, разорвав державшую волосы ленту, разбила густую копну на крупные, цеплявшиеся за пальцы локоны, а левая грубо обхватила крепкое, но сейчас такое податливое тело, вжимая Каю в себя. От резкой перемены она выдохнула, почти простонала.
Ворс с силой ухватился за мягкие волосы, слегка запрокинул ее голову и накрыл губы поцелуем. Жарким, требовательным, ненасытным. Больше никакой осторожности.
Он впервые выяснил и в то же время всегда знал цену этих прикосновений. Их вкус, запах, трепет, что навсегда забирают душу.
Он почти выдергивал пуговицы на слишком узкой блузе, беспорядочно срывал то ремни, то крепления на поясе и бедрах. Он был почти уверен, что его прикосновения должны доставлять боль, но ничего не мог с собой поделать.
Кая выдыхала, тихо постанывая. Едва слышно, совсем не в такт его резких движений. И так медленно расстегивала его одежду… От этой невысказанной нежности гораздо сильнее щемило в груди, и боль мешалась с наслаждением. Руки Ворса тряслись и ускорялись. Их одежда падала на прогретую солнцем землю и исчезала вслед за остальным миром.
Он не запомнил, как они оказались на заветном покрывале, укрытые от посторонних глаз. Почувствовал лишь, что прохладная волна с озера лизнула его голую стопу.
Почувствовал бархатную кожу, что так беззащитно прижималась к нему. Почувствовал, как суровая воительница вместе со своими доспехами пала в бою, обнажив душу раньше кожи. Но так и не понял, кто из них растворился в родных руках.
Совершенно нагая, Кая лежала рядом с ним, и последним усилием Ворс снова заставил себя замедлиться. Он не простит себе, если так быстро пройдет последнюю границу. От ее тихих ласк, от нежных прикосновений он умирал и возрождался вновь, впервые настолько живым и настоящим.
Теперь и его руки скользили медленно, оттягивая окончательное сближение. От плеча, тонкой ключицы, хрупких запястий – к аккуратной груди, набухшим от возбуждения соскам. Еще медленнее он обвел розовые ореолы, остро улавливая ее сбивчивое дыхание, неосознанно подстраиваясь под него. Отныне все движения, все вздохи и касания – только в унисон. Ворс бережно ухватил сосок и потянул на себя. Кая зажмурилась, опять перестала дышать, выгнулась ему навстречу и приоткрыла рот в беззвучном стоне. Он не удержался и второй рукой вновь провел по шее, сжал и приподнял подбородок, впился поцелуем, забирая и этот стон себе, запечатывая его между ними.
Горячий ком зародился в груди и плавно растекся по телу. Такая сильная, независимая и одновременно нежная, хрупкая, податливая его рукам – Кая сводила с ума.
Ворс выпустил сосок и сразу же накрыл грудь, лаская, успокаивая. Кая сильнее прижалась к нему всем телом, закинула ногу сверху. От этой одуряющей близости кружилась голова. Хотелось мгновенно, без промедлений войти в нее, окончательно слиться и сделать своей, но Ворс ждал. Его ладонь так и замерла на щеке, осторожно, еле касаясь, обводя контур приоткрытых губ.
Другая рука спустилась к бедру, которое оказалось неожиданно горячим на осеннем ветру. Вместо нового поцелуя он коснулся щекой ее щеки, мечтая навсегда запутаться в густой копне волос, пропахшей золотым лесом. Еще сильнее прижал Каю к себе, а она вдруг оттолкнулась от земли и оказалась сверху, плотнее обхватила его ногами.
Волосы рассыпались вокруг них и, как завеса, отгородили от леса и озера. Ворс больше не видел ничего, кроме теплых лучей солнца, падавших на лицо Каи сквозь вьющиеся, подсвеченные до рыжеватого оттенка пряди. Возможно, она улыбалась – но серьезные глаза горели неистовым огнем.
Теперь уже Кая гладила и ласкала его кожу, касалась лица, шеи, груди, сладко замирала ладонью на животе – и Ворс с трудом сдерживал стоны. Еще ближе, еще теплее, еще роднее. Невыносимо больно и сладко.