«Я рядом. Сегодня. Завтра. Всегда», – гласила она.
Протяжно зазвучала очередная сирена.
Девочка Света, которую он встретил утром, сидела на соседней кровати. В ее руках была потрепанная кукла.
– Слышишь звоночек? – спросила она у игрушки. – Сейчас мы пойдем прятаться. Но я обещаю тебе, когда-нибудь мы обязательно вырастем, и этот бардак закончится.
– Света! – позвала ее мать. Девчушка поднялась и направилась в ее сторону. Но затем оглянулась и спросила:
– Дядя, а ты идешь?
– Иду, маленькая. Конечно, иду. – Ворс положил браслет назад в карман, улыбнулся и двинулся в убежище. Сегодня не время умирать. Ведь однажды и этот бардак закончится.
IX.
Треснутые стекла небоскребов полоскали улицу в оранжевых цветах, отражая низкие облака. В таких красках сухой асфальт казался песчаной насыпью, бесконечной дорогой огромной пустыни, что непонятным образом затесалась в городе. И если могло бы закатное солнце уронить на нее свои лучи, то растворились бы и сам город, и дорога, уступив место пыльным барханам.
Огромный город спал в безмолвии и одиночестве. И казалось, будто видел сны. Чудесные, страшные, красивые и жестокие – о жизни, что когда-то струилась по его улочкам. О людях, бороздивших его просторы. И в тех снах он предавался мечтам, что время его забвения окончено, а ледяные щупальца небытия больше не скользят между домами.
Но грезы оставались грезами, а бесчувственное оранжевое небо лучше всего напоминало о жестокой реальности. И лишь короткая зеленая поросль, которая порвала асфальт в паре мест, не поддавалась унынию. Она стремилась ввысь, вопреки законам Вселенной, как безумная насмешка над тихой пустотой.
Вслед за травой на одной из площадей выпустил тонкую струю воды полуразвалившийся фонтан. Город так давно не знал живой воды, что все наваждения о пыльных барханах мгновенно растаяли. А хрупкий оазис ожил, набирая силу…
И вот уже полноценный фонтан разливался брызгами, наполняя улицы умиротворяющим шумом.
Эхо подхватывало его и уносило все дальше, давая первый бой тишине.
Царь горы
Первым засвистел чайник. Он резанул по сонным ушам хуже сирены, и лишь после ожила остальная техника. Забубнил монитор, вещая новую скучную сводку новостей, забурлила забытая вчера на плите протеиновая смесь. Рингтон будильника разорвался новой вариацией гимна города – каждый месяц новый мэр, новый гимн. Упомнить их невозможно, но сходство явно имелось. Они все были одинаково мерзкие. Звук мешал с грязью само понятие о мелодичности.
Кая протянула руку и нашарила электронный испаритель, не открывая глаз. Симуляция табачного дыма была паршивой, но в этом и вся прелесть. Она каждое утро вдыхала его, чтобы не забыть, не потеряться в лозунгах очередного гимна. Не поверить. Ей ли не знать, как хорошо они впитывались в сонное сознание.
Жилой блок, целых пятнадцать метров личной площади, тонкие стены и отовсюду эта поганая мелодия. На десятой затяжке испаритель вибрировал, а она открывала глаза. Именно тогда утихал гимн. Если не вслушиваться в шумиху соседей, можно представить, что эти полчаса перед работой принадлежат только ей.
Принадлежат ей… Она забрала кофе с подноса и злобно пнула робота-уборщика. Настроение поутру, как всегда, ни к черту. Окно утыкалось в соседний дом, поэтому пластиковые ставни вечно закрыты. Монитор она повесила прямо на них, и теперь он показывал рассветное солнце и колыхающуюся под легким ветерком зеленую траву. И весь блок был залит бликами фальшивого светила.
На двухсотых этажах, где располагались пентхаусы аристократов, было и настоящее солнце, недоступное обычным людям. Шли слухи, что за пределами города есть еще настоящая природа, как с экранов. И настоящие лучи, которые заграбастали себе богатеи. Но это лишь слухи, в которые Кая не верила, – у города не было пределов. Огромный муравейник занимал все пространство до выжженной пустыни. И люди ютились на каждом его сантиметре.
Люди. Кишащее, спешащее, рыгающее стадо. Распиханное по миллиардам жилых блоков, наслаждающееся утренним гимном и радостной картинкой на экранах. Счастливое? Ну уж вряд ли. Если кто и был счастлив – то лишь глупцы. И к таким Кая себя не относила. Кофе и испаритель не давали забыться.
И собственный пустой блок. Когда она впервые получила эти огромные по местным меркам апартаменты на сотом этаже, она порадовалась. На шаг ближе к вершине безликого небоскреба! Вот только здесь не больше солнца, чем на нижних грязных ярусах. И снова эта пустота…
Одиночество – это пустота. Внутри и снаружи, даже если ты заперт в галдящем муравейнике. Чем больше людей вокруг – тем им меньше дела до тебя. Эффект масштаба, перенаселение. Одна жизнь ничего не значит, если вокруг так много таких же. Индивидуальность стирается, уникальных не существует, всему есть замена.
Настоящее здесь – только солнце, которого, быть может, и вовсе нет.
Утренняя мантра ненависти была окончена, полчаса истекли.