Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Железняков Анатолий Григорьевич (1895–1919), известный, также как Матрос Железняк – анархист, положивший конец заседаниям Учредительного Собрания. Кличка «матрос» принадлежит ему совершенно незаслуженно. Поступить в Кронштадтское мореходное училище, а потом в Ростовское мореходное училище он не смог. Работал в аптеке, портовым рабочим, кочегаром. Во время Первой мировой войны – слесарем. И лишь в 1915 году по призыву попал в машинную школу 2‐го Балтийского флотского экипажа. Прослужив менее года, дезертировал и под вымышленной фамилией служил кочегаром и помощником моториста на торговых судах. К Февралю был законченным негодяем, и как следствие – анархистом. На флоте не служил, предпочитал выступать на митингах. В июне 1917 г. был арестован и приговорен к каторжным работам. Бежал и был избран от Центробалта на II Всероссийский Съезд Советов. Принял активное участие в Октябрьском перевороте. Возглавил крупный отряд революционных матросов, занимавшихся грабежами и произвольными убийствами «контры», а также участвовал в разгоне митингов и шествий в поддержку Учредительного Собрания. Охранял III Всероссийский Съезд Советов. Затем с крупной суммой денег был оправлен в Одессу, где участвовал в боях против румынских войск и флота. Продолжал произвольные аресты заложников и выступления на митингах. Затем был отправлен в Царицын в должности комполка. Вскоре после конфликта с военспецами был отозван в Москву, откуда снова нелегально направлен в Одессу, где в 1919 г. был избран председателем профсоюза моряков торгового флота. Командовал бронепоездами в боях против войск Деникина. Попал в засаду и получил смертельное ранение. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

После ленинского сумбура происходит голосование за «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» – количество голосов «за» или «против» не фиксируется. Стенограмма обозначает лишь: «большинством голосов». А по поводу резолюции о работе ЦИК и СНК не указывается и этого. Вообще все голосования – без подсчета голосов и без разделения аудитории на тех, кто имеет право голосовать, и на всех остальных. Кого интересуют такие мелочи?

На следующий день к Съезду присоединяются делегаты Крестьянского Съезда, и тогда Декларацию заново переголосовывают. Фактически съезд должен был бы начаться заново, но формальности никого не волнуют. Таково «живое творчество масс» – именно так определяют большевики деяния самозванцев.

Восторженная речь Марии Спиридоновой (326) перекрывает даже фантазерство Ленина: «Мы сейчас разрушаем весь старый строй, созидая вместо него новый строй – на началах справедливости, равенства и братства, всемирного братства всех народов». Остается только вовлечь в революцию всех без исключения крестьян, а тех, кто уже вовлечен стихийно, обеспечить сознательным пониманием момента – в духе большевистского и левоэсеровского фантазерства.

Крестьянин понял всё это практически – коль скоро призывают к «борьбе без всякой пощады», то землю можно взять, а если кто помешает, незазорно будет его убить. Потом это понимание обернулось бунтами против большевиков, и с крестьянами пришлось объясняться огнем артиллерии и расстрелами заложников.

Продолжение ленинских фантазий от товарища Спиридоновой: «Народ познал тайну создания своих собственных организаций, он разгадал эту загадку и показал это той несокрушимой энергией, с которой он стал на защиту своих Советов. Народ больше никому не удастся обманывать, никому не удастся вколотить в его сознание то, что ему чуждо, – он сам узнал, что ему нужно, сам стал строить свои организации, и мы, верхи его организации, которые народ создал собственными руками, творим его волю».

Тремя днями спустя Съезд отметил преступление Спиридоновой (ему исполнилось 12 лет) и дал ей короткое слово, в котором она заявила: «Убивая слуг Николая, мы исполняли лишь свой долг, высокое счастье служить народу». Она кощунственно процитировала Писание: «Не мне, а имени Твоему»[121]. И поклонилась залу под бурные овации. Расплата наступила быстро. Уже в июне 1918 года большевики расстреляли около 200 левых эсеров.