Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

2. Секретная часть англо-французского соглашения 1904 года о Египте и Марокко на случай утраты султаном Марокко своей власти. Предполагалось, что одна из областей Маррокко перейдет к Испании, чтобы Франция не получала контроля над Гибралтаром.

3. Русско-японское соглашение 1907 года, где Япония признавала Северную Маньчжурию сферой влияния России, а Россия Южную Маньчжурию и Корею – сферой влияния Японии.

4. Русско-английское соглашение 1907 года о разделе Персии на три зоны (английскую, русскую и нейтральную); Англия заявляла, что она не имеет намерения изменять политический статус Афганистана, а Россия признавала Афганистан, находящимся «вне сферы русского влияния». Россия и Англия признавали верховные права Китая на Тибет.

5. Австро-итальянское соглашение 1913 года о возможном разделе Албании.

6. Бьёркский договор 1905 года между Россией и Германией, который впоследствии был аннулирован.

7. Секретные соглашения между Россией, Англией и Францией (1915) и русско-французские ноты (1917), посвященные уже совсем близкой победе над Германией и устройству послевоенного мира. Франция получала Эльзас и Лотарингию и особый статус Рейнской области, Россия – Константинополь. В итоге, благодаря большевикам, Франция получила своё, а Россия получила только Брестский мир.

8. Соглашение 1916 года между Россией и Японией против любой третьей державы, которая попыталась бы закрепиться в Китае.

9. Конвенция 1916 года о судьбе послевоенной Румынии, союзницы Германии.

10. Записка от февраля 1917 о разделе Османской империи между союзниками (изложение содержания дипломатических нот между Россией, Англией, Францией). Россия в данном случае лишь согласилась с англо-французским договором Сайкса-Пико от 1916 года. Этот договор возмутил только арабов, которым было обещано собственное государство в обмен на борьбу против турок. А также сионистов, которые надеялись получить земли в Палестине. Тем не менее договор можно было толковать двояко, ибо речь шла о территориях «влияния» Англии и Франции.

Все небольшевистские издания написали, что в этих публикациях нет ничего нового. Так оно и есть, поскольку в дальнейшем никто на эти публикации не ссылался – о них прочно забыли. Осталась лишь большевистская агитка: мы их разоблачили!

Но разоблачению подлежала другая тайна – сотрудничество большевиков с военным противником России и финансирование их Германским генеральным штабом. Этот факт перекрывает все прочие факты тайной дипломатии. Истомив аудиторию изложением мельчайших деталей Брестских переговоров, Троцкий объявил, что важнейшие задачи дня – продолжение этих переговоров и демобилизация армии.

На следующий день Троцкого продолжил Каменев

(Розенфельд) – будущий страдалец сталинских процессов и антигерой всех советских учебников истории. Он совершенно единодушен с фантазиями большевизма не только по поводу внешней политики, но и по поводу государства.

В большевистском понимании, у государства границ быть не должно: «Мы сразу заявили, что границы, созданные всеми предыдущими насилиями царизма, пали навеки и отныне в свободной России, в тесном братском союзе, будут жить лишь те народы, которые этого свободно пожелают». «Мы поставили перед народами Европы идеал свободного коллектива свободных наций». То есть нет ни суверенной территории, и никто ни за что не отвечают. Некие «свободные нации», непонятно откуда взявшиеся, что-то там решают. Поэтому и вóйны не нужны: захотел – отделился, захотел – присоединился. И при этом территорию отторг любую – какую захотел. Когда весь этот бред германская сторона определила как утопизм, то Каменев предложил считать позицию её представителей просто проявлением «буржуазности» – в отличие от революционности большевиков. Он завершил свою фантазию привычной для большевиков сказкой: «на Западе мы уже имеем великого могучего союзника в лице международного пролетариата».

Всё это скучно и бесцветно. Поэтому на трибуну вновь поднимается мальчик для битья – несчастный и жалкий Мартов (46). Поскольку его позиция исходила из марксистской догмы о мировой революции, он не сказал ничего нового, фактически поддержав Троцкого и Каменева.

Мартова на трибуне сменяет представитель фракции интернационалистов Линдов [123]. Лекарь и публицист, конечно, ничего не понимал в вопросах войны и мира. Поэтому довольно откровенно указал на связь ослабления фронта с революцией, а также с объявленным федеративным характером советской государственности, которым тут же воспользовалась «изменническая «буржуазная» Украинская Рада. Этого противоречия никто и не заметил, поскольку большевики исходили из того, что высшим приоритетом является «интернациональная демократия» – то есть разрушение государства. Достаточно было обрушиться с критикой на Раду, чтобы сорвать аплодисменты. Но как только оратор предложил приложить все усилия к прекращению гражданской войны, настроения публики поменялись, и она стала враждебной.