Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Действия отряда Попова были крайне робкими и почти исключительно оборонительными. На телеграф «поповцы» вошли беспрепятственно – отправили телеграммы и удалились. Никакой стычки с охраной или силами большевиков там не было. Срочно прибывшие туда две роты латышей были легко разоружены гораздо меньшими по численности силами (около 25 человек) и тут же отпущены обратно в Кремль. Смена охраны телефонной станции с эсеровской на большевистскую была произведена в полном порядке – телефоны в Москве работали бесперебойно, вплоть до момента, когда их стали отключать сами большевики. Также пассивен был и эсеровский караул в ВЧК. Считается, что силы эсеров обстреляли Кремль из немногих имевшихся орудий (обстрел не был ни интенсивным, ни эффективным, свидетельство об обстреле присутствует в речи Троцкого на Съезде, и больше ни у кого). При этом они даже не попытались проникнуть в Кремль или освободить делегатовэсеров из Большого Театра, находившегося в непосредственной близости от дислокации отряда в Трехсвятительском переулке. Собственно, наступать было нечем. Реально силы Попова и примкнувших к нему составляли вряд ли более 400 человек, плюс два орудия (большая часть отряда оставалась совершенно пассивной). Силы большевиков, напротив, были значительными – только в Кремле 1500 штыков под командованием свирепого латыша Петерса (537). Подтянув артиллерию, они разгромили штаб «поповцев» и полностью дезорганизовали его управление. Большевиков спасли латышские стрелки (два полка – около 4000 человек под командованием латыша

Петерсона (311)) и венгерские коммунисты во главе с Бела Куном

[141]. Латышские полки были заранее приведены в боевую готовность, один из них был также заранее переброшен в Москву.

О предстоящих событиях знали практически все – большевики, ВЧК, но только не левые эсеры. Лишь накануне погромная речь Троцкого на Съезде насторожила их. Но реальную опасность для большевиков представляли не эсеры, а антисоветски настроенный гарнизон (20 тыс. штыков), который мог бы поднять настоящее восстание, воспользовавшись ситуацией. Но войска остались нейтральными, в равной степени относясь к левым эсерам и большевикам. Командовавший подавлением «восстания» латыш Вацетис [142]

порывался атаковать Ходынский военный лагерь, но был остановлен руководством, которое направило всю его энергию против эсеров.

О масштабах «восстания» говорит практически полное отсутствие сопротивления отряда Попова и несколько попыток договориться с многократно превосходящими силами. Но большевистскому руководству нужен был серьезный повод для расправы с левыми эсерами, и они применили артиллерию (не более 60 выстрелов). Впрочем, число погибших и раненых с обеих сторон было незначительным. Несмотря на прямые попадания в штаб Попова, арестованные большевики (около 27 человек) не пострадали и смогли покинуть здание через образовавшийся пролом (в речи на Съезде Троцкий лгал, что охрана разоружилась и сдалась под воздействием пропаганды Дзержинского и других задержанных).

Значимыми фрагментами из протокола заседания ЦК эсеров 24 июня были следующие: «Ц. Комитет партии считает возможным и целесообразным организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма; одновременно с этим ЦК партии постановил организовать для проведения своего решения мобилизацию надежных военных сил и приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении»; «осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы. Сигналом таким может быть и террористический акт, хотя это может быть заменено и другой формой». После этой записи, не содержащей никаких конкретных планов, эсерам можно было приписать всё, что угодно. И даже проигнорировать, что слово «восстание» относилось только и исключительно к Украине, оккупированной немцами. В данном протоколе сказано, что все конкретные планы будут утверждены на следующем заседании ЦК, которое так и не состоялось. Также в данном протоколе отмечалось: «Мы рассматриваем свои действия, как борьбу против настоящей политики СН Комиссаров и ни в коем случае, как борьбу против большевиков».