Гражданин тьмы

— Макела, у тебя что, не было времени привести себя в порядок?

— Пусть все видят, — ответила мойщица.

— Конечно, пусть видят. Но профессор отрицает. Не возводишь ли ты напраслину, девушка?

Эфиопка посмотрела на меня с таким отвращением, словно увидела червяка, залезшего под юбку.

— Стыдно, Толян. Зачем нахрапом лезть? Я тебе разве отказывала?

— Ничего не помню, Макелушка. Честное слово.

— Ах не помнишь? И как обзывался, не помнишь? И как кровь пил?

— Я? Кровь пил?

— Как докажешь? — спросил Робентроп, рванув себя двумя руками за бороду.

— Чего доказывать… Свидетель есть. Настя со мной была. Кликнули Настю. Подруга явилась быстро. Поклонилась по земли, как положено, старшему наставнику и сразу набросилась на меня:

— Ая-яй, сынок, как ты мог! Рубашечка бязевая, новехонькая, напополам разодрал. Вену прокусил. А меня, меня за что?

— Тебя тоже изнасиловал?

— Хуже. Я вас разнимала, так ты, сыночек, в ухо мне кулачищем двинул. Перепонка лопнула. Я ведь теперь оглохла на одно ухо. И это за все хорошее, что мы с Макелушкой для тебя сделали.

— Что вы для него сделали? — заинтересовался Робентроп.

— Известно что. — Мойщица смутилась. — Его списать хотели, а мы не дали. Поручились за него перед Гнусом.

— Давно ли у вас такие полномочия поручительские? Мойщица Настя вспыхнула:

— Вы, господин Ломота, большой человек, но нам с Макелой не начальник. У нас другое переподчинение. Нечего зря пугать.

— Пошли вон отсюда! Обе! — рявкнул Робентроп и затрясся, будто в конвульсии. — Буду я тут слушать ваши дерзости!

Мойщицы послушно потянулись из комнаты, Макела на пороге обернулась, игриво обронила:

— Вечером придешь, Толенька? Постельку стелить?

— Как получится, — ответил я неопределенно. Робентроп долго не мог успокоиться, бегал по комнате из угла в угол, жевал рукав. В конце концов достал из ящика стола плоскую стеклянную фляжку с яркой этикеткой, на которой был изображен череп с перекрещивающимися костями. Сделал два крупных глотка из горлышка. Желтый лик прояснился. Мне не предложил, хотя я надеялся. Уж больно череп заманчивый. Запыхтел, развалясь на стуле.

— Какие все-таки твари! Вот она, вечная проблема низшего звена. При любом режиме одинаковая. И ведь ничего не поделаешь: без них не обойтись. Кому-то надо делать черную работу. Но каковы амбиции! Каков гонор! Вам доводилось слышать подобное, сэр?

— Что именно? — Я действительно не понимал причину его раздражения.

— Как что? У них другое переподчинение! Надо же ляпнуть. Да мне пальцем достаточно шевельнуть, чтобы их перебросили в анальный сектор. Со всеми вытекающими последствиями, понимаете?

— Не совсем.

— Ну и не надо понимать. — Он немного остыл, задышал ровнее. Еще отхлебнул из фляжки. — Ладно, будем считать, факт изнасилования установлен. Так?

— Получается, так.

— Какой сделаем вывод? Не отвечайте, вывод напрашивается сам собой. Полагаю, хирургическое вмешательство нам не повредит. Такая легенькая, необременительная кастрация под местным наркозом. Чик — и никаких хлопот. Или есть возражения?

— Кастрация — меня? — уточнил я.

— Не меня же, сэр. Все мои проблемы в этом ключе давно позади. Я прежде, помнится, тоже безумствовал… Впрочем, если вас устраивает положение наложника у похотливых тварей, то пожалуйста. С операцией можно повременить. Больше того, вы, сэр, идеально подходите для индивидуальной программы: "Размножение интеллигента в неволе". Правда, ее курирует барон Голощекин, с ним не так просто столковаться.

— А сейчас по какой программе я прохожу? Наставник погладил макушку, окатил меня неприязненным взглядом:

— Еще бы спросили, какое нынче столетие… Естественно, по общей. По ликвидной. Оптовые, так сказать, поставки.

— Оптовые поставки — чего?

— Как чего? Протоплазмы, разумеется. В качестве клонированной рабочей силы. По долгосрочному контракту. Сэр, не прикидывайтесь идиотом. У вас экзамен на носу.

Я знал, что моя настырность выведет Ломоту из терпения, но не мог удержаться. Мне катастрофически не хватало информации, которая дала бы шанс вырваться из жутковатого аттракциона. Я накапливал ее по крохам, мучительно борясь с воздействием препаратов, увлекающих в иную, виртуальную реальность. Физически ощущал, что еще немого и в мозгу щелкнет какой то клапан, привычные цепoчки связей разорвутся и я радостно приму правила игры, кoторую они навязывают. Самое ужасное, что открывающaяся бездна меня манила, казалось, там, внизу, спасение, точно так же, вероятно, отчаявшегося, потерявшего веру в себя человека бесенок подталкивает сигануть с крыши.

— Зиновий Зиновьевич, не сердитесь, пожалуйста, но было бы легче ориентироваться, если бы знать конечный результат.

— Какой результат?

— То есть куда меня готовят, с какой целью… По прежней специальности, извиняюсь, я некоторым образом ученый, привык все раскладывать по полочкам: куда, сколько, зачем, почем. Иначе боюсь вас подвести как наставника.

— Пошел вон! — распорядился Робентроп, картинно указав на дверь.

Ничего другого я не ожидал и начал пятиться задом, униженно кланяясь и бормоча извинения, но Робентроп передумал, грозно рыкнул: