Гражданин тьмы

— Давай сразу условимся, Марютина. Меня послали для укрепления дисциплины, и я ее укреплю, не сомневайся. С сегодняшнего дня со всей вашей болтанкой, считай, покончено. Будем делать культурный, современный бизнес.

Не хотелось ссориться, да и с кем, если ублюдка прислали для устрашения, но я предупредила:

— Вадюшу больше не трогай. Он совершенно безобидный, Чудовище мгновенно вскочило на ноги и оказалось ростом под потолок. Черные буравчики засверкали яростью.

— Учить меня будешь, Марютина?

— Если понадобится, да.

— Меня?!

— Кто ты, собственно, такой, что тебя нельзя учить? Чудовище взревело, затряслось, но ударить почему-то не решилось. Прошипело зловеще:

— Учти, Марютина. Мосла упаковала, со мной не выйдет. У меня такие сикушки, как ты, от зубов отскакивают.

— Убирайся из-за моего стола… Или хочешь, чтобы папе позвонила?

Пригрозила наугад, но попала точно. Чудовище вдруг сникло, в поясе согнулось, глазенки потухли.

— Зачем папе? Не надо папе! Мне сказано бдеть, я бдю. Ничего плохого не сделал.

Измененный, поняла я. Ничего страшного. Всего-навсего измененный. Подобрать ключик — и хоре.

— Ладно, — сказала я примирительно. — Папе ничего не скажу, но Вадюшу не трогай. Вообще, если надумаешь кулаками махать, сначала посоветуйся. Уловил?

Чудовище самодовольно заурчало и переместилось из-за стола в угол.

— Жора Лепехин не дурнее других. Почему не уловить, он все улавливает. В натуре, Марютина. Папе не надо звонить, без папы обойдемся. Зачем его тревожить? У него без нас дел полно.

— Какие же у него дела?

— Мало ли… — уже совсем добродушно подмигнул, — Слоники чтобы бегали. Курочки чтобы неслись. Сама знаешь, Марютина. Хе-хе-хе!

Ничего отвратнее этого утробного смешка я давно не слышала. Позвала Вадика-Танюшу, чтобы принес кофе. Тот покосился на чудовище, побледнев от страха. Рог на лбу — как голубой фонарик.

— Не бойся, Вадюша. Он тебя не тронет. Эй, Жорка, а ну-ка, извинись перед малышом за грубость.

— Еще чего — с апломбом отозвался Лепехин. — Пусть честь отдает, когда видит перед собой россиянского офицера. Педик вонючий.

— Офицер — это ты, что ли?

— А то нет?

— Где же твоя форма? Погоны? Сапоги?

— Все равно должен чувствовать.

Я поняла, настаивать бесполезно. От измененных можно получить только то, что в них закодировано, но не больше. Похоже, никакие извинения не входили в его программную установку. Он бы рад, да не может. У них умишко хрупкий, детский, при малейшем нажиме ломается. У меня был случай с одним фирмачем, тоже измененным, которого я в шутку попросила поделиться казной… Печальный случай. Как он начал кукарекать, прямо из ресторана увезли в Ганнушки.

Кофе не успела допить, позвонила Вагина. Голосок елейный, б…ский. Ох, как я ее ненавидела!

— Надин, сокровище мое, надо ехать… Ты в порядке? Ничего не болит?

Знала, паскуда, как со мной ночью обошлись.

— Куда ехать, Лякочка?

Объяснила. Громякин выступает перед избирателями в кинотеатре «Родина». Потом у него встреча с одним важным американосом в подвальчике на Арбате. Моя задача — на абордаж. Прямо горяченького. Есть сведения, что малютка будущий президент ведет двойную игру.

— Известный нам господин пообещал, если сегодня уложишь Громяку в постельку, счет в банке увеличится ровно на треть. Ты рада?

— Ляка, кого вы прислали вместо Мосла? Стопроцентный дебил. Неужели никого получше не нашлось?

— Опытный экземпляр. Не бери в голову. За ним наблюдают.

— Ах наблюдают! А если покусает?

— Не покусает, — засмеялась подружка, — Он смирный. Короче, выступление через час.

— Иванцова будет?

— Забудь про Иванцову. Списанная фигура.

— Ее тоже накажут? Как Мосла?

— Надин, что ты себе вообразила? При чем тут Мосол? При чем тут Иванцова? У тебя свой участок… Кстати, сильно не напрягайся, с Громякиным тебя подстрахуют.

— Как? Запасная девица будет?

— Котенок, не зли меня… Время пошло…

С тем и расстались… Надо сказать, мужики меня часто кидали, взять того же Витюшу Скоморохова, сплавившего меня в Эмираты, но так, как с Вагиной, я еще не влетала. Принять матерую волчицу за взбалмошную похотливую бабенку — это чересчур. Чем смотрела, Надюшик? Что ж, теперь расхлебывай.