Греческая революция и 300 спартанцев

Русская эскадра нуждалась в десантных войсках, необходимых для действий против крепости Корфу. Но, хорошо понимая, какой Али-паша опасный противник, Ушаков писал ему в высшей степени вежливо, беспощадно разоблачая коварство и обман: «Почтеннейшее письмо вашего превосходительства я получил. За выражаемую вами дружбу покорно благодарю. Я не имею времени объясняться подробно, но тогда дружбу вашу почту совершенною, когда войска, требованные пришлются, о которых я повторяю мою просьбу, ни одного дня не замедлить, также не препятствовать другим, которые желали бы к нам войска свои послать».

Но Али-паша избрал в свои союзники время, чтобы голод и болезни ослабили русских, и Ушаков, не имея возможности более ждать, стал настойчиво требовать. Тогда Али-паша признался во встречном письме, что у него есть причина не доверять русским. Али-паша высказал её откровенно: «Адмирал должен сражаться против флота, а не осаждать крепости и брать острова».

Это был весомый упрёк в превышении полномочий, и попытка обвинить Ушакова в захвате всего Ионического архипелага. Тогда Федор Федорович решил добиться взятия острова любым способом и написал Али-паше письмо, в которомтребуя спешной присылки четырёхтысячного отряда и, обещая щедро оплатить эту помощь, он настойчиво просил дать ему тот или иной ответ: «Ежели же вы помогать нам не будете, то скажите нам на отказ, тогда мы станем сбирать отовсюду людей, откуда, только возможно. Я последнего прошу от вас благоприятства, скажите нам единовременно: будете вы нам помогать или нет?»

Это была косвенная угроза, между строк, довести обо всём до сведения султана и лишить Али-пашу участия в штурме Корфу. Зная корыстолюбие правителя, Ушаков приказал доставить Али-паше письмо и вместе с ним ценный подарок. По поводу же обвинений в захвате Ионических островов отвечал: «Я послан помогать только Блистательной Порте Оттоманской и здесь — помощник, а не хозяин; послан я с кораблями воевать против флота неприятельского, а против крепостей воюю по случаю открывшихся обстоятельств, и сие не делает мне бесчестия, что я выгоняю из крепостей французов и тем обезопасываю места».

Твёрдость предъявленных условий в сочетании с обычным в турецких областях «бакшишем» оказали свое действие, и Али-паша понял, что затягивать долее невозможно, и послал Ушакову небольшой вспомогательный отряд.

Поведение не только местного князька, но и султана также беспокоило Фёдора Фёдоровича, так из Севастополя к нему прибыло подкрепление в два корабля под командованием Павла Васильевича Пустошкина (1749–1828). Корабли эти долго стояли в Босфоре — их, несмотря на договор о союзе, не хотели пропускать, впрочем, договор был словесным. Только 23 декабря 1798 года скрепили его на бумаге и лишь после этого пропустили Пустошкина. Россия и Турция впервые договорились о совместной обороне Проливов от общего врага.

Писал Ушаков в Константинополь русскому посланнику Томаре, о сложившейся ситуации: «Крайняя необходимость понудила нас требовать войск албанских. Ежели французы осилят Неапольское владение и приблизятся к Ионическим островам, то могут застать русских, атакующих Корфу, при высадке десантов и прорваться в крепость, которую тогда уже взять будет невозможно. Потому необходимо, чтобы теперь усилили нас войсками, и чтобы они во всём мне подчинялись совершенно, не отговаривались бы ничем и были бы они снабдены провиантом, жалованьем и патронами; патронов надобно иметь каждому пять-шесть комплектов. Все такие остановки и замедления повергают меня в крайнее уныние. Я привык дела, мне вверенные, исполнять с поспешностью, а замедления всякие бедствия и худые последствия наводят. Вот, милостивый государь, в каких обстоятельствах я теперь нахожусь».

Союзной эскадре надо было спешить. На юге Италии дела шли всё хуже. Ушаков уже знал, что французы взяли Неаполь и что король оттуда бежал, а пока приходилось беречь заряды, и батареи иногда молчали, не отвечая на выстрелы противника. «Недостатки наши во всём беспредельны!» — жаловался Ушаков. Под проливным дождём, обстреливаемые из всех крепостных орудий, отбивали моряки атаки французов, так как те знали, что лучшая оборона — это нападение. Крепость, стеснённая с двух сторон, наступала, так как солдаты были сытые и находились в сухих казармах. Неприятель делал частые вылазки, но успеха не имел. А голодали русские матросы и солдаты по-прежнему. То немногое, что доставлялось, было негодным, и матросы выбрасывали гнилой провиант в море. Фёдор Фёдорович долго терпел и, наконец, решился — послал верховному визирю Порты «малое количество сухарей и бобов», чтобы попробовал сам.

Французы знали, что люди Ушакова голодают, что у него слишком мало войск для десанта и что одним флотом, крепость взять невозможно. Уверенные в этом, они, смеясь, говорили: «Русские хотят въехать в бастионы на своих кораблях», а сами благополучно отправили линейный корабль «Щедрый[129]» с покрашенными в черный цвет парусами в Тулон.