Грехи в наследство

Решив на этом, что сочувствия высказано достаточно и тема фотографии полностью исчерпана, Михаил Яковлевич уже совсем другим тоном спросил:

— Чем глаза портите?

Я подняла книгу с колен и молча показала ему переплет.

— Рязанцев? Анатолий Гаврилович? — с детской непосредственностью восхитился Щетинин.

— Вы его знаете?

— Конечно! Иногда он обращается ко мне за консультацией.

— По вопросам масонства?

Щетинин моментально надулся и подозрительно покосился на меня.

— Шутить изволите?

— Нет, что вы! Просто вы так выразились...

— Эта не моя проблема, и меня она не интересует, — сердито буркнул он. — Масонами никогда не занимался. А консультирую я Рязанцева исключительно по своей прямой специальности. Он, знаете ли, коллекционер.

— И что собирает?

Щетинин скроил елейную физиономию и ласково осведомился:

— Вы, Анночка, сегодня не в духе и потому злите меня? Или это от того удара по голове задаете глупые вопросы? Прекрасно же знаете, что о делах своих клиентов говорить нельзя.

Щетинин был совершенно прав, отчитав меня. Клиент для нашего брата является той священной коровой, которую нужно холить и лелеять и в дела которой посвящать посторонних ни в коем случае не следует.

— Простите, Михаил Яковлевич. Само собой сорвалось, — искренне взмолилась я.

Щетинин посмотрел на меня с подозрительностью, подвоха не уловил и моментально оттаял:

— Все. Забудем. А что касается Рязанцева, так вы его должны знать. Известный в Москве человек. Глава торгового дома «Лунный свет». У него еще антикварный салон на Тверской.

— Так это тот самый Рязанцев?!

Только теперь до меня дошло, о ком мы говорили. Анатолий Гаврилович Рязанцев был действительно личностью известной. Начинал торговать антиквариатом еще в советские времена, за что и отсидел срок. Выйдя на волю, старого занятия, естественно, не оставил, но стал осторожнее и больше уже не попадался. С началом перестройки его бизнес обрел легальность и Рязанцев развернулся вовсю. В настоящее время он держал в своих руках значительную часть антикварного рынка страны.

— Удивительный, должен сказать, человек, — задумчиво произнес Щетинин. — И бизнесмен удачливый, и коллекционер серьезный.

— А масонство?

— Масоны — это хобби. Всю жизнь собирает материалы о них и время от времени излагает результаты своих изысканий в книгах. Для собственного удовольствия.

Я мечтательно вздохнула:

— Интересно было бы с ним поговорить...

— Масонством заинтересовались? — бросил на меня острый взгляд старый прохиндей. — Очередное дело?

— Михаил Яковлевич, честное слово, вы задаете странные вопросы! Прекрасно же знаете, что о делах своих клиентов говорить нельзя, — не удержалась и подколола его я.

Невозможно было без смеха глядеть, как мгновенно надулся Щетинин.

— Не сердитесь, Михаил Яковлевич. Я неудачно пошутила, а дело у меня совсем другое. Масонством же интересуюсь так, из любопытства.

Щетинин покосился на меня и недоверчиво хмыкнул, но расспрашивать ни о чем не стал. Вместо этого вдруг предложил:

— Хотите, познакомлю с Рязанцевым?

Не ожидавшая от него такого жеста, я неуверенно спросила:

— А можно?

— Одну минуту.

Щетинин извлек из кармана элегантного костюма не менее элегантный мобильный телефон и быстро защелкал кнопками. Дождавшись, пока ему ответят, бодрым голосом осведомился:

— Анатолий Гаврилович?

Что именно ему ответили, слышно не было, но после небольшой паузы Михаил Яковлевич уже разговаривал точно с самим Рязанцевым.

— Щетинин на проводе, — весело сообщил он. — Приветствую. Как дела? Рад. Очень рад. Консультация? Пожалуйста! Вы сейчас где? В офисе? Отлично. Я тут неподалеку. Могу подъехать и сразу все решить. Отлично. Скоро буду. Да, вот еще что... У меня тут рядом прелестная женщина сидит. Моя хорошая знакомая. Прочитала вашу книгу и теперь донимает меня вопросами. Да, очень интересуется. Могу я взять ее с собой?

Захлопнув крышку мобильника, деловито приказал:

— Собирайтесь. Едем к Рязанцеву.

Стоящая в дверях Глафира все слышала, но, видимо, впечатление, произведенное на нее Щетининым, было столь велико, что вступать с ним в пререкания у нее не хватило моральных сил.

Рязанцев принял нас с таким радушием, что сразу стало ясно — со Щетининым они если не друзья, то хорошие знакомые и очень нужные друг другу люди. После того как мужчины обменялись общими фразами о делах и самочувствии, Щетинин приобнял меня за плечи и торжественно объявил:

— А это вот Анечка. Моя добрая приятельница. Прошу любить и жаловать.

На Рязанцева, вопреки ожиданиям Михаила Яковлевича, это торжественное представление впечатления не произвело. Одарив меня мимолетной вежливой улыбкой, он тут же все внимание снова обратил на своего говорливого приятеля. Самолюбивый Щетинин отсутствие интереса к своим словам заметил, нахмурился и уже со значением проговорил:

— Очень интересный человек, должен тебе сказать, Анатолий Гаврилович. Занимается произведениями искусства. Ученица самого Арцибашева.