– И все-таки она забеременела. Это было результатом либо искушения, либо изнасилования.
Аббатиса на мгновение замолкла, вновь уронив взгляд на руки. Потом тихо произнесла:
– Есть и третье объяснение, доктор Айлз.
Маура нахмурилась.
– Что вы хотите сказать?
– Вы посмеетесь над этим, я знаю. Ведь вы врач. Вы полагаетесь только на свои лабораторные исследования, верите исключительно тому, что видите под микроскопом. Но разве в вашей жизни никогда не было такого, чему вы не могли найти объяснений? Когда пациент, который должен был умереть, вдруг оживает? На ваших глазах никогда не происходило чудо?
– Каждый врач хотя бы несколько раз за свою жизнь сталкивается с удивительными вещами.
– Я говорю не об удивительном. А о том, что может поразить. О том, что не поддается научному объяснению.
Маура мысленно вернулась в прошлое, к тем временам, когда она проходила стажировку в госпитале Сан-Франциско.
– У нас была одна женщина с раком поджелудочной железы.
– Это ведь неизлечимо?
– Да. Практически это смертный приговор. Она не должна была выжить. Когда я впервые увидела ее, она уже знала о своем диагнозе. Она была в плохом состоянии, подавлена. Врачи приняли решение прекратить кормление, поскольку она была близка к смерти. Я помню, какие предписания оставляли в ее карте, ей просто создавали комфортные условия. Это все, что можно было сделать, чтобы облегчить ее страдания. Мне казалось, она умрет со дня на день.
– Но она вас удивила.
– Однажды утром она проснулась и сказала медсестре, что хочет есть. Через четыре недели она ушла домой.
Аббатиса кивнула.
– Это чудо.
– Нет, мать-настоятельница. – Маура посмотрела ей в глаза. – Спонтанная ремиссия.
– Ну, это типичное объяснение, когда не знаешь, что произошло.
– Ремиссии случаются. Рак развивается непредсказуемо. Или же ей изначально поставили неверный диагноз.
– Или же произошло что-то еще. То, что наука объяснить не в состоянии.
– Вы все-таки утверждаете, что произошло чудо?
– Я просто хочу, чтобы вы рассматривали и другие возможности. Многие люди, которые выздоровели, после того как врачи приговорили их к смерти, рассказывают, что видели яркое сияние. Или же своих близких, которые говорили им, что еще не время умирать. Как вы объясните такие видения, столь часто случающиеся у разных людей?
– Галлюцинации из-за недостатка кислорода в мозге.
– Или же доказательство божественного присутствия.
– Я не прочь найти эти доказательства, – усмехнулась Маура. – Было бы утешением знать, что существует нечто иное после физической жизни. Но принять это на веру я не могу. Вы ведь к этому клоните, правда? Хотите сказать, что беременность Камиллы тоже своего рода чудо? Еще один пример божественного промысла.
– Вы говорите, что не верите в чудеса, но не можете объяснить, почему выжила ваша пациентка.
– Не всегда легко найти объяснение.
– Потому что медицинская наука до конца не понимает, что такое смерть. Разве не так?
– Зато мы понимаем, что такое зачатие. Мы знаем, что для него требуются сперматозоиды и яйцеклетка. Это простейшая биология, мать-настоятельница. Я не верю в непорочное зачатие. Но твердо верю в то, что у Камиллы была половая связь. Может, насильственная, а может, добровольная. Но ее ребенок был зачат естественным путем. А личность отца вполне может являться ключом к разгадке убийства.
– А что если никакого отца так и не найдут?
– У нас будет ДНК ребенка. Нам останется лишь узнать имя отца.
– Вы так уверены в своей науке, доктор Айлз. У вас на все есть готовые ответы!
Маура поднялась со стула.
– По крайней мере ответы, в которые я верю.
Отец Брофи вышел проводить Мауру, и они вместе двинулись по тускло освещенному коридору. Ветхие половицы поскрипывали под тяжестью шагов.
– Мы могли бы прямо сейчас прояснить интересующий вас вопрос, доктор Айлз.
– Какой вопрос?
Он остановился и взглянул на нее.
– Мой ли это ребенок.
Святой отец в упор смотрел на Мауру, и ей захотелось отвести глаза, скрыться от пристального взгляда.
– Вы ведь мучаетесь этим вопросом, не так ли?
– Вы можете понять, почему.
– Да. Как вы только что сказали, по непререкаемым законам биологии, необходимы сперматозоиды и яйцеклетка.
– Вы единственный мужчина, который имеет постоянный доступ в аббатство. Вы служите мессу. Исповедуете. Вы знаете их самые интимные секреты.
– Только те, что они раскрывают мне.
– Вы для них символ высшей власти.
– Некоторые именно так воспринимают священника.
– Но для молодой послушницы вы тем более авторитет.
– И это автоматически делает из меня подозреваемого?
– Во всяком случае вы были бы не первым священником, нарушившим обет.
Он вздохнул и впервые отвел взгляд. Но не потому, что избегал смотреть на нее, просто печально кивнул в подтверждение ее слов.
– Сегодня нам, священникам, нелегко. Приходится выдерживать косые взгляды, шутки за спиной. Когда я служу мессу, я вижу лица своих прихожан и знаю, о чем они думают. Они задаются вопросом, трогаю ли я маленьких мальчиков, совращаю ли молодых девушек. Им это все время приходит в голову, так же как и вам. И все убеждают себя в самом худшем.
– Ребенок ваш, отец Брофи?