Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой

Лоуренс Оливье, на мое счастье, состоялся в других ролях, я его больше не видела, разве случайно на каких-то европейских вечеринках. При случае он ехидно кивал и окидывал меня таким взором, что я понимала: Оливье пересчитал все мои морщины и заметил все недостатки. Взор Оливье просто кричал: «Старуха!»

Я смене партнера была очень рада, хотя вынуждена предупредить Джона, что ни о каком возобновлении отношений не могло идти речи, только экранная любовь!

И все же я переросла те самые камерные любовные сцены, мне в их рамках тесно, времена «Плоти и дьявола», разлучниц-вамп прошли, чему я сама была рада. Я играла не женщину-вамп, а самостоятельную женщину-правительницу, вынужденную выбирать между счастьем свободы и счастьем власти, любовь только помогала сделать этот выбор.

Мне даже кажется, что, убери любовную линию из фильма, он хуже не станет. Не ради страсти к испанцу Христина отказалась от трона, а ради свободной жизни. Мы-то об этом знали, но сказать прямо не могли, именно потому Салка Виртель выдумала внезапно вспыхнувшее чувство. Поскольку женщине не полагалось выбирать между чем-либо, кроме любви и нелюбви, пришлось заставить Христину это сделать. Гибель возлюбленного Христины обязательна, потому что счастливы они не были бы, испанец был ее просто недостоин, она куда более свободна и очень быстро это осознала бы. А дальше? Освободившаяся от уз власти Христина осталась бы свободной, просто отвергнув надоевшего возлюбленного.

Думаю, выбирала она не между Карлом и испанским послом, а между властью и свободой.

Если бы королева Христина не была готова выбор сделать, никакая любовь к испанцу ее на такое не подвигла. Они могли остаться любовниками вопреки противлению Карла или вообще не стать ими. Христине, какой она была в самом начале фильма, и в голову бы не пришло чем-то жертвовать ради любовных отношений. Мы даже вскользь намекали на ее увлечение юной придворной. Конечно, любовь может многое, но для начала нужно влюбиться. Если бы властной королеве не пришло время влюбиться, никакой испанский красавец не смог бы поселиться в ее сердце.

Вообще-то, королева в фильме несколько распущенна (это намек на ее будущее): даже в мужском платье отправиться в постель с человеком, которого видишь впервые в жизни, – это несколько фривольно, все же семнадцатый век и протестантская Швеция… Но Салка не представляла себе Швецию совсем, к счастью, она этим и ограничилась, никаких вакханалий или борделей в сценарии нет. И Мамулян тоже постарался, оргий мы не снимали. Протестантская Швеция, конечно, проста, но строга.

Не мне судить, что получилось, но кажется, получилось неплохо, фильм понравился и в самой Швеции (я очень опасалась, как примут там) тоже. Однако образ Христины знаменем феминизма не стал, слишком наигранный. Лесбиянства тоже, чему я была рада, потому что афишировать это в Америке начала тридцатых годов значило подписать себе смертный приговор как актрисе.

К тому же этот фильм нельзя провалить, он первый после заключения моего нового договора с Майером, никакой ошибки мне боссы студии не простили бы.

Но пока я снималась, едва не потеряла свою подругу Мерседес де Акоста.

В своих мемуарах она твердила, что любила не меня, а скорее, созданный мой образ. Нет, не образ Гарбо, который Грета Ловиса создала на экране, а тот образ, который для себя создала сама Мерседес. Если это и так, то моей вины тут нет совсем.

Неужели она и Марлен придумала? Тогда мне жаль Мерседес, потому что новая пассия не стоила и подметки неистовой испанки. Дитрих могут восхищаться сколько угодно, сколько угодно могут твердить о нашем с ней романе (бред!), несмотря на все внешние успехи Марлен, на ее безумную популярность, я считаю ее насквозь фальшивой, а потом недостойной Мерседес, которая со всеми своими депрессиями, неистовством, непостоянством и даже распутством настоящая.

Сесил Битон и прочие неприятности

Удивительно не то, как мы расстались и что именно написал обо мне Сесил в своей книге, а то, что он вообще был в моей жизни.

Джона Гилберта я любила, Стиллер мой учитель, Шлее и Макс наставники в делах, а зачем мне Битон?

И все же он был, и от этого никуда не денешься.

Зачем я нужна Сесилу Битону? Ко времени нашего знакомства Битон был по уши влюблен в Питера Уотсона, который в свою очередь был любовником Оливера Месселя. Терпеть не могу пересказывать сплетни, но от этого никуда не денешься, роман с Питером столь же неотъемлемая часть образа Битона, как и фотоаппарат, Сесил пытался завоевать Питера не меньше, чем меня, но Уотсона он по-настоящему любил, а меня, вернее, мое лицо просто использовал.

К Битону мне не следовало приближаться вообще и даже предупредить его, что любая фраза, написанная им обо мне, будет стоить судебного разбирательства. Его спасло только то, что я газет не читаю, журналов тоже, а книги беру в руки избирательно. За то, что опубликовал обо мне Битон, его следовало предать анафеме (что я и сделала). Нельзя сказать, чтобы его не терзали муки совести, но, видно, мало терзали…