Напротив, чтобы обосновать выбор королевы в пользу обычной жизни без трона, Салка добавила испанского посла, в которого Христина влюбилась с первого взгляда, причем взаимно. По сценарию, именно вкусив радость любовной страсти к настоящему мужчине, Христина сделала свой выбор не в пользу надоедливого кузена Карла-Густава. Посол погиб в неравной борьбе с будущим королем, но это не остановило Христину, которая предпочла удалиться из страны, погубившей возлюбленного. Все, никаких палаццо Фарнезе, никакого Фонтенбло и убийств маркизов, никакого распутства или перехода в католичество. И даже о покровительстве искусствам и науке ничего нет, все в Швеции, все о выборе между властью и земной любовью.
В фильме королева отрекается от надоевшего ей престола, уплывая в Испанию, на родину погибшего возлюбленного. Ничто не могло разозлить ни шведов, ни цензуру, зато сильный женский характер пришелся по вкусу, фильм получился и был очень популярен.
Швецию мы снимали в… Голливуде, хотя я очень надеялась пожить еще немного на родине, мне казалось, что шведская природа внесет свою лепту в успех фильма, но даже Рубен Мамулян, который был режиссером фильма, предпочел искусственные сугробы в павильонах студии. Что бы ни говорили, но это привнесло в фильм голливудский налет, при всем «шведском» материале сразу можно сказать, где фильм снят, Европой там и не пахнет.
Рубен Мамулян прекрасный режиссер, он работал в манере Морица Стиллера, что мне сильно импонировало. Мы подружились, газеты немедленно объявили о романе! Роль мне нравилась, я была увлечена, хотя на съемках сильно уставала. И все же роль далась не сразу.
Фильм о любви, которая заставляет женщину выбирать между возлюбленным и властью, Христина выбирает любовь, и хотя возлюбленный погибает, от власти она все равно отреклась. Немало любовных сцен, конечно, не столь откровенных, как в прежних фильмах (все же фильм о Швеции), но все же.
На роль испанского посла, встреча с которым заставила шведскую королеву вспомнить о том, что существует любовь, а не просто отношения по обязанности, была выбрана восходящая звезда английской сцены Лоуренс Оливье. Молодой гениальный красавец, готовый своим напором изобразить не только испанца, но Отелло, явно переигрывал, особенно в тех самых камерных сценах.
Я понимала, в чем дело, – Оливье актер театральный, причем шекспировский, его манера игры идеальна для немого кино, но не для камерных любовных сцен. Как играть с таким в паре? Он очень старался и был великолепен при произнесении бравурных монологов, которыми Салка Виртель снабдила испанского посла в изобилии, чтобы подчеркнуть его принадлежность к южанам. Выспренность фраз вкупе с шекспировской манерой действительно превращала партнера в мавра, а не в персонаж из фильма о шведской королеве.
Я немедленно зажалась. Я не мавританка и не неистовая Мерседес, а холодная шведка, если этого не учитывать, получится не фильм, а пародия. Конечно, лед и пламень – это всегда эффектно, но в данном случае получался дергающийся паяц и безвольно висящая на крючке кукла. Пара не складывалась.
Несчастный Мамулян взвыл:
– Грета, ведь ты играешь любовь, любовь, понимаешь, а не простое присутствие в кадре! Ты любишь его! Есть ли мужчина, который способен разбудить тебя?!
Я просто вскинула на Рубена глаза:
– Джон Гилберт…
Мамулян на несколько мгновений замер с открытым ртом, пытаясь осознать, что я ответила, не веря своим ушам и глазам. Рядом на съемочной площадке находился один из самых красивых актеров мира, готовый ради роли со мной забыть о Шекспире (сомневаюсь, что это получилось бы, Лоуренс Оливье во всех фильмах независимо от съемочного материала играл Шекспира), а я называла Гилберта, который активно спивался? Но это было так.
– Разыщите Джона, – распорядился Рубен ассистентам.
Голливуд велик, но тесен, как и весь мир, кстати. Гилберта нашли где-то на соседней площадке, он не был занят, а при упоминании обо мне оживился, как при звуке бравурного марша. Говорят, у меня и впрямь загорелись глаза при его появлении на площадке. Конечно, Джон согласился, конечно, он тоже переигрывал, конечно, фильм получился несколько театральным, больше похожим на пьесу, а искусственные сугробы отбросили свой отсвет на все остальное. Но все равно фильм удался.
Нам не нужны репетиции, мы с Джоном играли каждую сцену с первой попытки, чем, с одной стороны, очень радовали Мамуляна, с другой – приводили в ужас, потому что не всегда наша работа с первого дубля означала такую же у остальных. Иногда зачарованные нашей камерной игрой ассистенты забывали свои обязанности, и что-то шло не так. Просить нас переиграть Рубен почти стеснялся.
Лоуренс Оливье обиделся и всем объяснил, что старуха Гарбо выбрала своего бывшего любовника старичка Гилберта. Все понимающе кивали, забыв о том, что сам Оливье всего лишь на два года моложе меня, а назвать даже сильно пьющего тридцатипятилетнего Гилберта старичком язык повернулся бы только у глупого. Или завистливого.