В три часа ночи он с аппетитом уплетал бутерброды под горячий чай. Акопов рассматривал план дачи и все больше хмурился.
— Что-то не так? — не выдержала Людмила.
— Так, — вздохнул Акопов. — Просто не могу понять одного: зачем дураку Антюфееву лезть в это кислое дело? Чего ему не хватает? — Ты же сам сказал, чего именно, — засмеялась напарница. — Мозгов!
Тут она была не права. У Антюфеева хватало мозгов и нахрапистой хитрости. Иначе в сорок три года он так и сидел бы командиром дивизиона где-нибудь в смоленском или тверском лесу на третьем поясе обороны. Нет, генерал шевелил мозгами, упрямо лез вперед, пер, как танк, одних принимая на броню, а других вминая в грязь. Он довольно быстро получил генеральскую звезду и высокую должность. А заодно — дачу, машину, нужные знакомства и прочие приятства. Хотя в последнее время генералу казалось, что его придерживают, не дают дальше расти.
Антюфеев был невысок, большеголов, грузен и напоминал мешок с картошкой на толстых кривоватых ногах. Родился он семимесячным, и его доращивали в наволочке с отрубями. Двадцать лет жена Антюфеева, учительница математики, относилась к нему со снисходительным терпением, и это иногда заставляло Антюфеева напиваться вдали от семьи и тихо плакать злыми слезами: «Урыть бы тебя, падлу…» Вся цепкая карьера, все жизненные устремления этого недоноска, словно зацикленного на своей недоношенности, служили злорадным укором жене.
Прежде лентяй, он сиживал в академии над конспектами по четырнадцать часов кряду. Мерзляк, он купался в проруби. Трус, он был способен на обострение любых отношений с окружающими. Даже с начальством. Антюфеев сам себя ломал через колено. И с одной целью: однажды увидеть в глазах жены не обычное спокойное превосходство, а хотя бы тень уважения. Или удивления.
Да, еще хватает у нас в России неистовых людей… Потому в таких страстях и обретаемся, спаси нас, Господи, и помилуй!
…Акопов уже засыпал в своей комнате, привыкая к новому стойкому запаху железа и изоляции.
Скрипнула лестница, он сунул руку под подушку, к «стечкину». Но в призрачном свете мелькнула белая ночная сорочка, и Людмила осторожно примостилась рядом.
— Не спится, — сказала она просто.
От ее волос пахло солнцем и молодой листвой.
— У тебя такая кожа… — шепнул через несколько минут Акопов.
— Какая?
12
«К сентябрю 1991 года, когда после августовской попытки путча антитеррористическое подразделение МВД-КГБ было распущено, его офицеры, во всяком случае некоторые из них, были вполне готовы к выполнению чуть ли не любых заданий, равно как и к чуть ли не любой „индивидуально-трудовой деятельности“».
Третий меморандум появился в 1990 году, перед визитом генсека-президента в Японию. Сотрудник Управления, работающий в МИДе, доложил, что министр иностранных дел вместе с другими ответственными «мидаками» готовит проект договора о передаче Японии части Курильских островов в обмен на кредиты. В Управлении уже знали, что группа народных депутатов, побывавших в Японии в конце 1989-го и в начале 1990 года, в интервью токийским газетам говорила о передаче Южных Курил как о деле почти решенном.
Обсудив эту информацию, коллегия приняла меморандум «О территориях». Было решено, руководствуясь стратегическими интересами государства, сорвать визит или заставить отложить его. А также организовать плебисцит на Сахалине и Курилах и путем постепенного давления на президентское окружение похоронить саму идею передачи островов.
Работники Управления в Японии через деловые круги сумели воздействовать на руководство страны. В результате согласования и разного рода утряски сроков и условий визита Президента СССР в Страну восходящего солнца превратились в нескончаемую чайную церемонию. Советские морские пограничники в кои-то веки получили удивительный приказ: задерживать японских браконьеров в территориальных водах Советского Союза под страхом применения оружия. Сахалинцы и курильчане забросали центральные газеты и приемные высоких начальников письмами протеста против передачи Курил. А во Владивостоке состоялась серия судебных процессов над экипажами японских пиратских шхун.
Президент поехал в Японию не в мае, как было объявлено ранее, а в августе. К тому времени число захваченных японских судов перевалило за дюжину, а газетными вырезками «Курилы — советская земля!» можно было набить чемодан. Визит получился торопливым и бестолковым, ничуть не продвинувшим для японцев проблему «северных территорий».
После форосского сидения президент вызвал начальника Управления на дачу в Ново-Огарево и вместо приветствия задал такой вопрос:
— Почему вы не вмешались в события, генерал?